Читать «Живым приказано сражаться» онлайн - страница 99

Богдан Иванович Сушинский

— Вам-то какой смысл назначать меня старостой? — впервые за эти двое суток ожил Готванюк. Он уже слышал: в соседних селах успели назначить старост, и теперь они там большие начальники. — Я-то думал, вы меня специально оставили. Чтобы помучился пару дней. А потом туда же…

— Правильно вы считали, — вдруг перешел Штубер на «вы». — Логично. Любой другой армейский офицер так и поступил бы. Любой другой, но только не я. Потому что я верю в человеческую судьбу, стараюсь понять ее смысл, ее законы. Словом, это длинный разговор. Так вот, завтра вам официально предложат стать старостой. И вы согласитесь. Вас никто не сможет упрекнуть, что вы выслуживаетесь перед оккупантами, как это пишут в листовках о других старостах оставшиеся в тылу комиссары. Наоборот, вы пострадали. Может быть, больше, чем многие другие. Но, в отличие от многих других, поняли, что пострадали справедливо. И нашли в себе мужество искупить вину. Вы пошли на этот шаг сознательно, поддавшись идеям великого фюрера, веря в непобедимость немецкой армии, гуманность нового порядка. Как видите, я не скрываю, что у нас тоже имеется определенный интерес. Хотя, согласитесь, мы можем обойтись и без Готванюка, нас вполне устроит любой другой староста. Так что вы выигрываете значительно больше, ибо ваш выигрыш — жизнь, положение в обществе, уважение.

«Неужели они действительно не расстреляют меня?! — все еще не верил в свое спасение Готванюк. Ведь сначала ему показалось, что фашист просто решил поиздеваться над ним перед казнью. — Неужто я еще нужен им? Я, труп?»

— В селе мы организуем полицейский участок, — продолжал между тем Штубер. — Так что охрана у вас будет надежная. Дом вы, конечно, попытаетесь сменить. И мы могли бы помочь вам в этом. Но я советовал бы остаться в этих стенах. Могилы во дворе будут каждому напоминать о вашей личной тяжелой участи. Ничто так не вселяет доверие к человеку, как его трудная судьба и его мужество, благодаря которому он сумел преодолеть тяготы своей судьбы. — Вы хотите что-то добавить, мой фельдфебель? — Штубер умышленно не стал выяснять, согласен ли Готванюк.

— Вы забыли сказать, господин оберштурмфюрер, что, если он вздумает ломаться и откажется от поста старосты, ему предложат стать полицаем.

— О да, конечно! Но уже рядовым. А это собачья служба.

— Не стану я ни тем, ни другим, — неожиданно отрубил Готванюк, не поднимая головы.

— Тогда есть третий вариант, — вежливо заметил фельдфебель. — Последний. Тебя отправят в концлагерь. Куда-нибудь в Польшу или в Чехию. И там ты еще несколько лет будешь рабочей силой. Рабом. А потом тебя сожгут в газовой печи. Чтобы твоим пеплом удобрять поля. Вокруг лагерей обычно растет хорошая капуста.

— Но я думаю, что до этого дело не дойдет, — успокоил его Штубер. — Пойдем, мой фельдфебель. Не будем мешать господину Готванюку, господину старосте, наслаждаться своим одиночеством.