Читать «Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана» онлайн - страница 116

Джахангир мог быть чудовищно непредсказуемым и жестоким, особенно под влиянием алкоголя; так, например, однажды вечером он приказал своим приближенным пить вместе с ним, а наутро забыл об этом и самым бесчеловечным образом велел наказать наименее влиятельных из них за то, что они себе это позволили. Но как правило, он был необыкновенно мягок, и в европейских источниках его называют «деликатным, мягким и расположенным» или «ласковым и учтивым». На Роу неизменно производила сильное впечатление любезность императора по отношению к нему; на страницах записок посла снова и снова упоминается обаяние Джахангира, как, например, в том случае, когда он заканчивает дипломатические переговоры по поводу того, презентовать ли ему свой портрет самому Роу или при посредстве Роу королю Якову I, замечанием: «Ваш король не хочет получить портрет, а вы хотите, так возьмите его себе». Джахангир, безусловно, был самым сердечным и самым эмоциональным из Великих Моголов. Его отклики на смерть одного из внуков или на чудесное спасение другого от падения с большой высоты прозвучали бы весьма трогательно в любом дневнике; если порой его чувства оборачивались крайней сентиментальностью, как это было при устройстве в Шейхупуре огромного водоема для водопоя животных в память о любимом олене императора, то мы зато можем теперь восхищаться прекрасным архитектурным комплексом. Пожалуй, Эдвард Терри оставил наиболее верное и лаконичное определение характера Джахангира: «Что касается нрава этого короля, то мне он всегда казался воплощением крайностей: порою он был варварски жесток, а порою исключительно справедлив и милостив».

После смерти императора события развивались быстро. Асаф-хан действовал с неожиданной решимостью и дипломатическим мастерством, а сестра его Нур Джахан была обманута в своих ожиданиях. Поскольку ни Шах Джахана, ни Шахрияра в лагере не было, Асаф-хан убедил большинство влиятельной знати присоединиться к нему и провозгласить императором Давара Бахша, юного сына Хосрова; он был извлечен из узилища, чтобы удостоиться этой чести. Такое чисто тактическое действие означало, что Шахрияр, находившийся в Ла-хоре, на тысячи миль ближе, чем Шах Джахан в Декане, вынужден был выступать как узурпатор против имперских сил вместо того, чтобы объединить их вокруг себя против Шах Джахана. Злополучный Шахрияр до недавнего времени находился со своим лагерем в Кашмире, и восшествие на престол Шах Джахана становилось проблематичным, если бы его соперник оказался при Нур Джахан, когда император скончался. Однако Шахрияр заболел формой проказы, от которой у него выпали все волосы, включая бороду, брови и ресницы. Смущенный таким своим видом и получив совет искать облегчения в Пенджабе с его теплым климатом, подобно тому, как отец его искал прохлады в Кашмире, он и перебрался обратно в Лахор. Здесь он и получил спешное письмо от Нур Джахан с приказанием привести войско в готовность — по существу, то была ее последняя политическая акция, так как Асаф-хан немедленно заключил сестру под домашний арест и отобрал у нее находившихся на ее попечении двух сыновей Шах Джахана, Дару Шукоха и Аурангзеба. Шахрияр захватил имперскую казну в Лахоре и употребил деньги для найма большой, но необученной армии, с которой выступил против имперских сил, продвигавшихся к югу под началом Асаф-хана и Давара Бахша. Неопытные наемники Шахрияра не могли выстоять против профессиональных солдат Асаф-хана, когда армии встретились в трех милях от Лахора, и через несколько дней бедный облысевший Шахрияр сам вышел из тайного укрытия в крепости. Асаф-хан заключил его в тюрьму и вскоре отдал приказ ослепить узника.