Читать «Двое (рассказы, эссе, интервью)» онлайн - страница 149

Татьяна Никитична Толстая

Любимые мои стихи и любимое на сегодня движение: вспять, на четвереньки, к истокам.

«Роговую мантию надену, От горячей крови откажусь, Обрасту присосками и в пену Океана завитком вопьюсь».

И все, что в тебе есть иррационального, эгоистического, инфантильного, примитивно-жадного, животного, ты должен в себе раздуть, почувствовать. Это трудно. Мозги, конечно, набекрень и винтом. Зато вырастают фасеточные глаза, как у пчелы. Я уже привыкла. Утром встанешь, ложноножки с кровати спустишь, усиками-антеннами пошевелишь, сигарету в жвала — и за работу.

— Но при таком зрении политические переклички тем более неизбежны. Вот как, к примеру, рассуждает один из ваших героев: «Раньше, конешно, режим строгий был: чуть что, разговор короткий, сразу пырь и дух вон… А теперь нам другая линия дадена: с кривизной, али с загибом, потому как не убивать, а лечить надо».

— Ну, это всегда перекликается. Я думаю, фраза была бы верна и для екатерининской России, и для всей русской истории. Раньше крестьян пороли потом решили, что не надо. Раньше были крепостные — теперь гуляйте, можно. До александровской реформы суд был сословный — после все стали равны перед законом. То нельзя было иметь родственников за границей — то на здоровье. То частная собственность — плохо, то опять пускай. Но, скажем, в Европе, с тех пор как перестало быть принято «пырь» делать, то больше и не делают, а у нас все норовят возвращаться. Я вообще-то хотела убрать или свести к минимуму все политические аллюзии. Меняла и выбрасывала текст кусками, чтобы не давать повода для этого дешевого подмигивания: имеется в виду, дескать, имярек и его поступки. Но тут-то работа и застопорилась: что ни придумаю, недели не пройдет — оно и случается. Напишешь фразу или сцену, а потом в газете читаешь словно бы цитату из своего текста. Например, у меня еще в 1986, относительно невинном году было придумано, что главный враг моих персонажей — чеченцы. Просто так, потому что чеченцев я знала только лермонтовских: «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал». Это еще моя няня пела нам колыбельную. У нас была удивительная няня, я даже думала посвятить роман ей, но не стала… Она была хорошая, а мои персонажи не очень… Короче, на тот момент чеченцев в природе не было. Время идет, появляется Хасбулатов… Так, думаю, пополз… Потом Дудаев… Смотрю точит… А уж когда началась первая чеченская война, то надо было текст менять, но я разозлилась: что это я за раба политкорректности, — и оставила все как было. Никаких намеков тут нет, чистая мифология.

— «Деревенским» языком романа вы тоже няне обязаны?

— Отчасти. Это живой источник, но есть и литературные — Платонов, например. Даль. Придуманных слов в тексте романа, между прочим, мало дюжина, наверно, а из Даля много взято. У него есть дивные поговорки:

«Бей русского — часы сделает».

(Это хорошо бы такой плакат на 2-м Часовом заводе повесить.)

«Живет медведь и не умывшись».

Приветствие:

«Как воруется?»