Читать «Горит восток» онлайн - страница 119
Сергей Сартаков
Агафья Степановна стащила с кровати чистое покрывало. Разостлала свою старенькую каемчатую шаль — пусть сразу ляжет, не то будет по дому бродить. А тут больной человек.
Филипп Петрович вырвался от Верочки, стал руки в боки, мутно поглядывая на приготовленную ему постель.
Вот… это я, — объявил он наконец. — Готовый…
Ляг, Филипп Петрович, — строго приказала ему жена.
Нет… — и, поджав губы, затряс кистями рук, словно на них была вода. — Нет, не хочу… Невозможно…
Он прошел к столу, сел, облокотясь на левую руку, и, всхлипывая, запел:
Среди долины ровный,
На гладкой высоте,
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте.
Подошел Лавутин, потрогал его за плечо, сказал укоризненно:
Ну зачем ты это, Филипп?
Тот схватил руку Лавутина.
— Братцы!.. Братцы!.. И снова запел:
Высокий дуб, развилистый,
Один у всех в глазах…
Филипп! — крикнул, нагнувшись к нему, Лавутин и тряхнул его за плечи. — Ну-ка, приди в себя. Агаша, дай ему на лоб холодненького.
Агафья Степановна принесла мокрое полотенце. Лавутин сам навертел его Филиппу Петровичу на голову. Вера подскочила, сняла с отца сапоги. Филипп Петрович глянул на собравшихся слегка посветлевшими глазами. Он легко пьянел, и так же быстро хмель оставлял его.
Ну чего вы все на меня? — сказал он просительно. — Выпил немного я… Вот и все…
Нет, Филипп, не все, — Лавутин был по-особому суров. — В другой раз я тебе и слова не молвил бы. Ты отвечай: почему сегодня напился?
Почему? — Филипп Петрович пошевелил пальцами босых ног. — Эх!.. Не знаешь сам, что ли?.. Расценки сбавили… Провнзионки отменили…
Поэтому и напился?
А чего? Чего больше? — всхлипнул Филипп Петрович. — Чем заглушить? Катись все… В паромщики опять пойду.
Ваня Мезенцев до этого молча стоял в стороне. Теперь он застегнул на все пуговицы пиджак, обдернул полы, подошел к столу.
Филипп Петрович, — сказал он, — а этим-то что ж, поможете разве?
А чем поможешь? И этим не поможешь. И ничем не поможешь.
Сопротивляться надо, а не раскисать, — внушительно сказал ему Лавутин. — Будем так, как ты, — пас и вовсе в бараний рог согнут. Эх ты, а еще мужиком себя называешь! Да ты в бабы — и то не годишься!
Филипп Петрович размотал полотенце, бросил его на стол. Подозвал дочь:
Дай попить. — И Лавутину: — Ты скажи: как сопротивляться, Гордей? Книжки разные читать да крадучись собираться? Так ведь делали мы, — голос у него был плачущий, упавший, — да, выходит, только хуже себе наделали.
Вера подала ему большой железный ковш, наполненный квасом. Филипп Петрович подул, отгоняя мелкие хлопья плесени, и выпил квас одним духом.
Чего с ним сейчас наговоришь? — толкнул Лавутина Ваня. — Пойдемте, Гордей Ильич. Пусть человек хорошенько проспится. Отойдет — и сам, поди, разберется.
Ну что ж, пойдем, Ваня, — согласился Лавутин. — А это я с ним так круто почему? Другим ведь он пример подает. Зайдет к нему кто-нибудь горем своим поделиться, а он — вот вам, пожалуйста. Думаешь, на людей это не влияет?
Филипп Петрович встал, шлепая босыми ногами, обошел вокруг стола, сел к окошку.
Братцы, оставьте меня…
Уходим, уходим, Филипп, — топтался па месте Лавутин: как-то неловко было уйти ему, обругав человека, друга своего, рабочего. — Только ты из дому, смотри, сегодня никуда и нос не показывай. А ты, Агаша, сюда к нему тоже никого не пускай. Клади в постель его, пусть отсыпается.