Читать «Семь фантастических историй» онлайн - страница 244

Карен Бликсен

Тут советник добрался до каменной ограды. С неимоверным усилием он приподнялся и сел, привалясь к ней спиной. Можно было отдохнуть. И лицом к лицу с луной, которая глядела в его окровавленные, перепачканные черты, старый советник вдруг понял все на свете.

Он не просто был в Веймаре. Мало того. Он проник в магический круг поэзии. Он проник в душу великого Geheimrat'a. Вся окружная тьма, даже самая боль, время от времени его прошивавшая, были создание веймарского поэта. Он вошел в творение, полное гармонии, глубокой мысли, ненарушимого порядка. В его воле было стать Мефистофелем или глупым студентом, явившимся к нему за советом. Он что угодно мог предпринять без всякого риска, ибо что вы ни делал он, он был под присмотром автора, всегда соблюдавшего божественный закон и порядок. И чего же он, право, боялся? Неужто думал, что великий Гете может его подвести?

Ты из одной Десятку строй, А двойку скрой, О ней не вой, Дай тройке ход, Чтоб стала чет, И ты богач. Девятка — кон Десятку — вон. Вот ведьмина таблица умноженья.

Эти слова несказанно его утешили. Ну что, право, за глупец, что за глупец он был! Ничего с ним не может стрястись дурного, раз он в руках у Гете.

Словно впервые в жизни, старик поднял взгляд к небу. Гувы его шевелились. Он говорил:

— Ich bin Eurer Excellenz ehrerbietigster Diener.

И в этот миг апофеоза ему показалось, что он слышит рыданья. Звук приближался, вдруг изменил направленье, уплыл. Быть может, это рыдает покинутая Гретхен?

Чтоб вольнее гулять, Извела меня мать, И отец-людоед Обглодал мой скелет, И меня у бугра Закопала сестра Головою к ключу. Я вспорхнула весной, Серой птичкой лесной И лечу.

Но нет, это была, конечно, юная хозяйка «Свободы», его невеста, бедная Франсина. По звуку он определил, что она бродит где-то рядом. Она отошла в самый дальний конец террасы, верно, чтоб ее не услышали из дому. Если она еще чуть-чуть приблизится, она услышит его, и тогда он спасен.

И великая жалость нахлынула на советника. Франсина, верно, слышала быстрел и теперь сама не своя от страха. Ее рыданья надрывали пустую ночь. Какая жестокость со стороны Geheimrat'a. Но ведь заставил же он Гретхен убить в безумии собственное дитя, а это жестокость похлеще. Но и то было правильно, и то было как должно.

Он привалился к ограде, подтянув по грязи парализованные ноги, и старался собраться с мыслями. С высоты собственного опыта он обязан был утешить бедную молодую женщину, ее поддержать. Она юная, неискушенная, и тщетно было вы пытаться ей втолковать разумность происходящего. Но это ничего, собственно, так даже лучше. Дитя, еще не способное переварить плодов земных, успокаивают леденцом, к тому же она сама не лишена чувства гармонии. И надо, чтобы Франсина оврела то, что обычно именуется счастьем. Ведь таков и был, конечно, замысел автора, план Geheimrat'a.