Читать «Тринадцатая сказка» онлайн - страница 239

Кот проявлял беспокойство. В этом, судя по всему, был виноват снег: коту явно не нравилась столь разительная перемена в привычном ему окружении. Он перемещался от одного подоконника к другому в поисках своего утраченного мира и просительно мяукал, обращаясь ко мне, Джудит или Морису, как будто мы могли исправить случившуюся несправедливость. По сравнению с природным катаклизмом утрата хозяйки значила для кота гораздо меньше, если он вообще заметил это событие.

Снежная блокада отсрочила решение созданных двумя смертями проблем, и мы каждый на свой лад выдерживали эту мучительную паузу. Невозмутимая, как всегда, Джудит приготовила овощной суп, провела ревизию кухонных шкафов и кладовой и, покончив со всеми делами по хозяйству, занялась собой, сделав маникюр и косметическую маску. Морис, лишившийся своего фронта работ и очень этим недовольный, раскладывал бесконечные пасьянсы. Его раздражение достигло предела, когда ему пришлось пить чай без привычного молока, и, дабы вывести садовника из депрессии, Джудит сыграла с ним партию в кункен.

Что до меня, то я два дня просидела над своими записями, а когда они были завершены, попыталась читать, но проверенное средство теперь не сработало. Даже Шерлок Холмс не смог добраться до меня в этой снежной пустыне. Я целый час провела в своей комнате за анализом причин охватившей меня меланхолии, в которой присутствовал какой-то новый элемент. Наконец я поняла, что мне просто не хватает мисс Винтер. Испытывая острый дефицит общения, я отправилась на кухню. Морис охотно согласился сыграть со мной в карты, несмотря на то что я знала лишь самые простенькие, детские игры. Затем, пока Джудит сушила лак на своих ногтях, я приготовила для всех какао и чай без молока, а позднее Джудит занялась наведением лоска на мои ногти.

Таким манером трое людей и кот проводили день за днем, запертые в доме вместе с двумя мертвецами, и даже старый год, казалось, увяз в снегу, поневоле задержавшись сверх отведенного ему срока.

На пятый день у меня случился нервный срыв.

Перед тем я мыла на кухне посуду, которую вытирал Морис, тогда как Джудит раскладывала на столе пасьянс. Перемена занятий устраивала всех нас – хоть какое-то разнообразие. А когда мыть было уже нечего, я покинула компанию и перешла в гостиную. Ее окна выходили на подветренную сторону дома, и снег здесь лежал не таким толстым слоем. Я открыла окно, выбралась наружу и зашагала напрямик по сугробам. Все тягостные мысли, которые я годами сдерживала с помощью интенсивного чтения, теперь нахлынули на меня с удвоенной силой. Я села на скамью под тисовым деревом и предалась горю, глубокому и бескрайнему, как этот снег. Я плакала о мисс Винтер и о ее привидении, об Аделине и Эммелине. Я плакала о моей сестре, о моих маме и папе. Но самым горьким и неудержимым был мой плач о самой себе. Я горевала о младенце, в самом начале жизни оторванном от своей второй половинки; о девочке, склонившейся над старой жестянкой с обнаруженными в ней документами; о взрослой женщине, безутешно рыдающей на скамье в залитом зыбким светом снежном саду.