Читать «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева» онлайн - страница 40

лудилу, запевалу, барабанщика, уж лет двадцать, наверное,

заведовавшего отделом партийной жизни и строительства

газеты ненавистной вертихвостке Лере Додд "Южбасс") ходил

Анатолий Ефимович Кузнецов по лезвию ножа, играл с огнем,

пер на рожон, против течения греб, короче, короче никак не

мог избавиться, освободиться от жуткого влияния (дурного)

мальчишки непутевого, подростка длинношеего. Да, юноши

худого, но с безобразными губами семипудовой негритянки,

Ленчика Зухны.

Впрочем, родители как всегда ошибаются,

заблуждаются, все видят в неверном свете, шиворот

навыворот и задом-наперед.

На самом деле никто ни на кого влияние оказывать не

собирался, не строил козней гнусных, коварных планов

громадье, интриг не плел, нет, просто рослый девятиклассник

шел коридором школьным с ведром, наполненным водой из

крана, субстанцией прозрачной, голубоватой, в веселой

мелкой зыби коей крейсировали, волновались, дрейфовали

вдоль бесконечного, мерцающего цинком края мелкие

щепочки, кусочки неопознанной материи, бумажки, ниточки,

короче, свидетели безмолвные общения вчерашнего суровой

тряпки половой с линолеумом классным. Держал путь к

кабинету номер 23 дежурный из 9 "В", ведро в руке худой,

отставленной смешно, тащил, шагами коридор длиннущий

мерил и вдруг, забыв о цели и о смысле движения,

остановился неожиданно и жидкости холодной изрядной

толикой пол остудил.

Пролил, плеснул, ботинки замочил, но не заметил

этого, не обратил внимания. Буквально замер, обалдел, ушам

своим не веря, на дверь, обшитую кофейным пластиком,

ведущую из коридора на сцену зала актового, уставился в

волнении забавном. Да, из узкого проема, из темноты за

приоткрытой створкой немыслимою чередой, подобно

шарикам железным в игре мальчишеской дворовой,

выкатывались звуки фортепиано и, на свободе оказавшись,

красиво рассыпались музыкой, мелодией волшебной и

невероятной.

" Когда ты чужой, все вокруг чуждо".

Боже.

Эта кровь холодящая гармония, гусиными

пупырышками гуляющая от ключицы к запястью, до этого

самого момента, секунды невероятной, принадлежала только

ему, Ленчику Зухны, в его лохматой голове жила, в коробке

черепной таилась, кружилась, нежилась, играла и в комнате

его, в одной из двух, пожалованных в годы совнархоза семье

художника Зухны, отстегнутых начальством щедрым в

квартире грязной коммунальной, звучала, когда с утра к столу

с тетрадками не чувствуя желанья встать, брал Леня у

изголовья его панцирного ложа почивавшую гитару и трогал

пальцами шершавыми и желтыми от постоянного общенья со

щипковым инструментом и сигаретами "Родопи",

"Стюардесса", "Ту".

Этим летом, ночью, укрывшись с головой, простынки

белизной обманывая комаров, он выловил в эфире, поймал

таинственную станцию, передававшую одну лишь музыку

(шалость частот мегогерцовых, подарок высоких,

ионизированных слоев холодной атмосферы), внезапный

чистый звук в безбрежности хрипящей, воющей, ревущей

тьмы.

Пять или шесть песен успел послушать Леня, прежде

чем большой вонючий механизм из дальнего конца шкалы до

пойманной иголкой красной полосы-полоски на гусеницах