Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 8

Ольга разглядывает (уже сто раз видела) корешки книг на стеллаже, выгнув шею. Ты смотришь, испытывая себя (выгнув шею), и вот – хоть бы что!

-У меня всё готово! – зовёт Анюта.

За столом Ольга поднимает свой бокал, опустив глаза, и говорит:

-Хочу уехать. В Красноярск. Домой.

И поднимает свои тяжёлые глаза. Прямо на тебя.

И ты, странное дело, не боишься, смотришь. А чего тебе бояться, у тебя теперь хороший взгляд, незаразный – не страшно прямо посмотреть.

И Ольга безнадёжно сникла.

-Тебя не отпустят, - говорит Анюта. – Ты молодая специалистка.

Ольга усмехнулась, и стало ясно: попробуй удержи.

А тебе вдруг жаль. Вдруг понимаешь, что Ольга – свой домашний человек, и хорошо иметь своего домашнего человека, который придёт – и все рады.

-Жаль… - говоришь ты. – Жаль. Мы к тебе привыкли.

От души говоришь, ещё бы: оказалось, ты её полюбил с тех пор, как разлюбил.

«Полюбил за то, что разлюбил», - думаешь ты и немножечко жалеешь, что нельзя сказать вслух такую интересную вещицу.

-Нам с Аней и без компании не скучно, но всё-таки приятно, когда зайдёт иногда свой человек, - добавил ты.

Анюта взглянула удивлённо, с тайной благодарностью, и от смущения принялась подкладывать всем на тарелки, дожёвывая кусок сквозь улыбку. Боже мой, каракатица ты моя, вечная любовь.

А Катька сказала:

-Оля, живи лучше у нас!

Оля горько улыбнулась. Потом вы снова пьёте и едите, ты объясняешь Катьке, что крекинг – это перегонка нефти. Берут грязную, жирную нефть, мутную нефть, густую, прикладывают усилия, и получается дорогое, прозрачное горючее вещество.

-Оно гораздо дороже нефти, - объясняешь ты, - чище и дороже, потому что усилий-то сколько приложено!

Катька кивает и снова вспоминает:

-Оля, ну правда, живи с нами!

На прощание ты говоришь:

-Ольга, не уедешь, так приходи к нам. Правда, приходи.

И она спешно уходит, пока ещё есть сила не вцепиться тебе в лицо ногтями.

В твоё ненавистное добродушное лицо.

Ночью Анюта плакала. Она говорила: «Если ты меня разлюбишь, это будет так же страшно, как если бы ты сошёл с ума – и жить с тобой после этого».

Не такая уж и простая. Впрочем, ты давно это знаешь.

Ты отродясь не говорил ей ни слова о любви.

-Правильно. Как с сумасшедшим, - и шевелишь пальцами её кудрявые волосы.

Ты сказал:

-Жалко, что у Катьки не будет твоих волос.

Анюта сказала:

-Ты не бойся, она больше не придёт.

-Да я знаю, - отвечаешь ты.

И, конечно же, она ничего не добавляет.

Потом она вдруг засмеялась:

-Мой тренер всё время учил нас: «В одну секунду могут влезти восемь человек, в одну секунду могут влезти восемь человек…»

Вспомнила…

Правильно делал, что не говорил о любви. Тут не любовь, тут что-то совсем третье. Совсем что-то особенное.

Ночь замкнётся. Спрячет в своей темноте. В своей утробной материнской темноте.

Отступит день, и лицо разгладится покоем. Никуда не надо идти.

Тихо: ночь.

И вот теперь-то, может быть, и наступило: встать, подойти к письменному столу, отгородить книгой свет настольной лампы и локтем отодвинуть на полировке невидимую пыль.