Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 17

User

И, вздохнув, вышел из ординаторской и побрёл по длинному коридору в ту сторону, где седьмая палата, где Харитонов медленно приходил в себя после операции.

1981

ПРЕДАННЫЙ

Зимой в комнату влетела синица, дочь захлопнула форточку. Поставила чашку с водой, насыпала семечек. Синица попила воды и даже выкупалась в чашке, как летом. Дочь испытывала синицу на храбрость: положила руку у самых семечек и шевелила пальцами – синица сперва боялась, но голод не тётка: притерпелась и клевала.

Потом пришла с работы я, и мне всё это не понравилось: и пахнет синица хлевом, и книги она заляпает, и шум от её возни.

Дочь пожала плечами и опустила голову.

Мы открыли окно на мороз и давай выгонять синицу. Она не хотела улетать. Мы размахивали в углах комнаты тряпками, подняли визг, шум, пыль. Синица обезумела, открыла клюв, то ли угрожая, то ли от изнеможения. Она упорно носилась из одного угла в другой, мы не давали ей присесть, она садилась на раму раскрытого окна, но в холод улетать никак не хотела. Она пыталась скрыться от нас под стол, под стул – никак. И жалобно попискивала.

Я увидела в зеркале своё отражение: взъерошенная, злая, я так себе не понравилась, что немедленно закричала на своего ребёнка:

-Никогда больше так не делай! Если не можешь поселить насовсем, так нечего обещать и приручать!

-Почему же нельзя поселить её насовсем? – смирно возражала дочь и взмахивала тряпкой, вяло произнося «кыш».

-Потому что для птицы нужна, по крайней мере, клетка, иначе она загадит весь дом! – кричала я, неистово гоняя по комнате несчастную синицу. Я ненавидела её. Синицу. Ну и дочь, впрочем, заодно.

-Что ж, можно было бы и клетку сделать, - пробормотала она без малейшей надежды.

Наконец птица отчаялась и как в омут головой кинулась в чёрную пропасть холода.

-Прибери комнату, - сказала я устало и пошла готовить ужин на двоих.

К этому времени мы жили вдвоём с дочерью, потому что Вова от нас уехал.

Мы прожили вместе изрядно – было что вспомнить. И я вспоминала каждый день, в зависимости от настроения: что-нибудь хорошее, если хотелось погоревать, или что-нибудь плохое, если хотелось утешиться.

Я варила кашу нам на ужин и не знала, чего мне сегодня хочется больше: утешиться или погоревать.

Я вспомнила, как мы с Вовой весь май жили в Москве…

На праздник, 9 мая к нам пришли Миша с Галей. Мы смотрели из окна салют, а потом был стол. Ничего такого наготовлено не было, потому что мы жили контрабандой в комнате коммунальной квартиры и я не отваживалась занимать плиту. Я накупила готовой еды.

Была бутылка шампанского для нас с Галей и две здоровенных бутылки шестидесятиградусного рома для Вовы с Мишей.

Мужчины очень скоро принялись петь. То есть, распелся Вова, а глядя на него и Миша – сутулый худой интеллигент, он вдруг обнаружил в себе раздольную душу степняка, размахивал руками и даже порывался сплясать. Конечно, ничего этого он не умел, особенно петь: голос расщеплялся и дребезжал, а сам Миша испуганно сжимался, робея перед своим обнаглевшим голосом, как укротитель перед вышедшим из повиновения зверем. «По диким степям Забайкалья, где зо-о…» - тут голос срывался, Миша сурово прокашливался и продолжал на тон ниже: - «…лото роют в горах». Вова дирижировал, сдвинув брови, Галя сидела на диване и презрительно глядела на Мишу. Миша это чувствовал, но бунтовал.