Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 11

User

И вот, вот я уже не думаю об утопленниках: «они», я уже думаю: «мы».

А на берегу отдалившиеся бессильные люди бегают, среди них нет никого, кто ищет меня. И все люди – это «они». А мы – утопленники. А волны, волны…

Такой был сон. Теперь всё ясно. Во сне я уже перешла тот водораздел – мы-они. Теперь надо привыкать к этому наяву.

14 октября. «Ну, Екатерина Ильинична, что же вы это, выздоравливайте скорее, а то некому нас кормить», - с той отрепетированной уверенностью в её выздоровлении, которая обманет только уж очень желающего, говорит главврач, зная прекрасно, что никогда уже Екатерина Ильинична не тронется отсюда по своей воле.

Она повариха, кормила врачей. Наш доктор, она сказала, как-то водил на обеды свою первоклассницу, когда жена была в командировке. …И девочку эту, девочку мне никогда не увидеть. Не узнать мне, что ей досталось из его сокровищ: у него есть один такой поворот головы… если бы можно было его уразуметь, этот поворот, и повторить словами… У него есть ещё такой взгляд: взмах век, но не до вопроса, не выше спокойного внимания. И всё это теперь…

Екатерине Ильиничне два месяца назад сделали операцию (она сказала: язва желудка) и выписали. Теперь она снова здесь и очень быстро иссякает, но старается ничего не понимать. Я вижу по глазам нашего доктора, по торопливости, с какой он покидает её при обходе, как тяжёл ему этот груз.

Умирает она, а он, как бог, дарит ей на оставшиеся дни бессмертие, а смерть её тащит на своей душе. Как альпинист на подъёме, берёт её рюкзак.

Моего брать не надо, я сама. Кажется, он это понимает.

* * *

Тусклая больничная текучесть, немощное передвижение шлёпанцев по коридору, звяканье шприцев в биксах, метастазы боли сквозь тишину всех палат – вот последнее, что предстоит ещё моим ушам.

Тяжко мне, тяжко…

За дверью у постового столика болтают, пересмеиваются две медсестры: внебольничные звуки, внесмертные, непристойные звуки жизни посреди склепа, наглое бестактное напоминание…

* * *

Приступ отчаяния и злости. Но прошёл.

16 октября. Что же мне досталось в жизни от этой роскоши любви, кроме могильных потерь – одно предательство за другим.

Вдруг вспомнила: жгучие супружеские ссоры, которые я затевала когда-то со своим забытым мужем. Тайная цель была: испытание любви. Напугать его тем, что не люблю и проживу без него. И вдруг с ужасом понять: не пугается! Ложится и спокойно, без страдания, спит, оставляя за собой преимущество равнодушия. После этого кончились и ссоры, и любовь.

Наконец-то предательства не будет, потому что я ничего не жду.

Сын вполне воспроизвёл отцовское устройство души: четыре стойки, четыре перекладины. Как ни старалась я наполнить этот порожний параллелепипед, всё безнадёжно вываливалось: не на чем было удержаться.

Сейчас, перед окончательным итогом, мне не стыдно и не страшно наконец сознаться себе в том, что было укрыто под вросшим гримом роли любящей матери: сын не дорог мне.

17 октября. Екатерина Ильинична сказала, что у доктора неродная дочь, приёмная. Значит, ей не досталось ни того поворота головы, ни того взгляда, ни прямых заострённых бровей. Значит, я меньше, чем думала, оставляю в жизни неуспетого.