Читать «Ох, охота!» онлайн - страница 7

И еще тогда появилась мысль, что наши российские охотничьи угодья со зверем и птицей это самовосполняемый стратегический запас, доступ к которому имеет каждый живущий на этих просторах. Когда уже ничего нет, кормить начинает лес. Так во время войны, когда все здоровые мужики были на фронте, а часто случался неурожай или картошка к середине зимы сгнивала, деревня спасалась медвежатиной. В то время на косолапого лицензий не требовалось, это за лося могли и в тюрьму посадить, потому мой отец, еще будучи подростком, караулил зверя на колхозных овсах или искал берлоги по осени, когда белковал, и берег их до зимы. Берлога со зверем — это что твоя кладовая! Понадобилось — пришел и взял, а нет, так и пусть себе лежит, не испортится.

В. Перов. Охотники на привале

Когда отец отстреливал медведя на берлоге (в одиночку, с одностволкой!), бабы и пацаны впрягались в конские сани (лошадь к зверю было не подвести), ехали в лес, грузили добычу и везли в деревню. А там снимали с него шкуру, причем ее сразу же выскребали, чтоб и жиринки не пропало, мясо делили на всех и таким образом поднимали военных ребятишек. И что любопытно, именно добыча и ее дележ превращали колхозников в настоящую общину, основанную на совести и справедливости. Например, долю увеличивали, если в семье был парень призывного возраста — хоть немного откормить следовало перед фронтом. Болящим давали внутренний жир, желчь, лапы, когти — это ведь не зверя добывали, а целую аптеку!

Уже в наше время есть много охотников, живущих в сельской местности, — в основном это пожилые люди, которые достаточно просто и надежно пополняют свой мясной рацион добычей легко восполнимого зверя — зайца. Не нужно ни лицензий, ни путевок, только гончака, ружье да опыт. И ходить далеко не нужно — несколько километров от деревни. За две-три недели, по чернотропу и первому снегу, зайчатники обеспечивают себя на всю зиму да еще детям в город посылают. И жалуются только, шкурки приходится выбрасывать, не принимают…

Мне кажется, в нашей стране с ее историческим укладом живущих с лова, к природным «запасам» включая дикорастущие, и следует относиться как к общедоступному стратегическому запасу. Русский человек, в жилах которого течет ловчая кровь, всегда способен воспользоваться им, и по неписаным законам никогда не станет злоупотреблять своей возможностью. Когда его положение таково, что он может прокормиться, например, за счет своего хозяйства и заработка, будьте уверены, человек не пойдет в лес и не станет стрелять все, что шевелится. Другое дело, дабы утешить свою пламенную охотничью страсть, сходит раз-другой и успокоится.

Большинство охотников превращаются в ловцов (добыча ради пропитания), а то и браконьеров, в большей степени по экономическим причинам. Благополучный и сытый человек, если дружит с головой, вряд ли отправится в лес, чтобы безжалостно истреблять дичь; для него важен процесс, а более охотничья компания, с которой можно отдохнуть на природе, поговорить, выпить, помечтать. Короче, реализовать свою генетическую природу «живущего с лова». Посмотрите, много ли добычи на знаменитой картине «Охотники на привале»? А сколько страсти, любопытства, чувств! За всю свою жизнь, всегда связанную с охотой, я перевидал многие сотни ловцов и браконьеров самого разного пошиба. Однако ни разу не встречал таких, кто бы в самом деле нажился и разбогател от охотничьего, пусть даже браконьерского, промысла. Например, никогда и нигде не видел, чтобы продавали не честно добытую дичь. От чистого сердца могут отвалить даже заднюю лосиную ляжку, но чтобы взять за это деньги?… Несколько раз мне приходилось самому покупать «левые» шкурки ондатр на шапку, соболя на женский воротник, но, во-первых, все это продавалось очень дешево, во-вторых, промысловики, что таким образом спускали пушнину «налево», делали это от отчаяния, поскольку заготовительные организации их постоянно обманывали, вдвое, а то и втрое занижая цену. Я же помню, как отец чуть не плакал, когда добытые за зимний сезон полтора десятка соболей и полсотни норок у него принимали за четверть цены, обещая, что потом, когда-нибудь сделают доплату.