Лежу на диване лицом к стене.Лежу уже двадцать летили двести,но мнене становится легче.Светпробивается в щель под дверью,наверное, вечер…Плевать,я не читаю газети не верюболтовнетелефакиров.Я жую бутерброд с сыроми думаю о войне:на ней не убили отца — по малолетству,а деда — по 58-10,зато убили меня,родив аллергию на солнечный свет,на бесцельность движений,на «зоо»,на «витали»,на тех, кто выдавал,и тех, кого выдали,на правду,поскольку она «полу»,а следовательно, ложь:«Стране не хватаетотечественного бейсболаи фабрик по выделке кож»,как будто всего остального вдоволь!У нас самые счастливые в мире вдовы,а сиротствоне боль, но благо…Из лимфатических реквыбираюсь на островаАРХИПЕЛАГА,чтоб задохнутьсяот трупной вониОСТа(Бросьте!Это же не у нас!)Плевать.Есть мочёная розга,а всё остальное —просто подмочено,даже мой бутерброд с сыром,коий я ем,отвернувшись к стене,рассматривая клопиные дырыи думая о войне,на которой…
* * *
Когда-нибудь, пройдя и Крым, и Рым,по трещинкам судьбу сложу в ладони……На улице жгут листья. Тёплый дымВ осеннем небе гасится и тонет.И город вьётся тысячью дымков —Как будто в мир иной перелетая,Душа земной оставила альковИ лёгкий дым по улицам сметает……Когда-нибудь, за день до холодов,сгребу листву руками без перчаток,и в разнобойных контурах листовсвоей ладони встречу отпечаток,и обращусь в отечественный дым,и отлечу, не спрашивая визы…Налево будет Крым, направо — Рым,и оба вместе — позади и снизу…
МАЛЕНЬКАЯ ВЕСЁЛАЯ ПЕСЕНКА
Руки в тёплых карманах,ноги в тёплом — на «манке»,я иду по Басманной,я иду по Лубянке,по лубку на Арбате,по кабацкому гною,по ментовке, палате,по лужайке весною,по коричневым лужам,по домов отраженьям —и никто мне не нужен,и плевать на служенье…Не прибьюсь — так отчалю!Не по нервам — по коже…Ничего не печалит…Ничего не тревожит…
* * *
Это кажется только,что завтра — не то, что вчера…Я проснулась, когдадо конца этот сон отыграла:дева ела с ножа,кавалеры под звуки хоралаобрывали с неё кружева,и дырана корсажесветилась весёлым и вечным —запусти в неё руку по локотьи вытащишь плод…Дева ела с ножа,каждый атом был считан и мечен,и в зеркальном полуотражался серебряный свод…Дева ела с ножа,кавалеры трясли париками,было заполночь, значит,у Воланда пили вино,брёл безумный Ван Гог,от висков отрывая руками,надоевшие уши,которых узреть не дано…Дева ела с ножа,сок стекал по хрустальному жалу,капал на пол, и сразуна камне вскипал адонис…Было заполночь там,где секундная стрелка держалаострый нос на Канопус,а может, на что-нибудь близ…И в ночных кабакахрастекалась медузообразноприхотливая плоть,бесполезно сливаясь в ничто,и бродил по ножув ожиданьи последнего спазмаобречённый поэт,не согревший дыханьем пальто……Я проснулась, когдаКосмос встал на дыбы, и процокална печальном ослегрустнооко следя,как срывается бешенный соколс хилой кисти того,кто Христу при рожденьи налгал…Я проснулась, когдастало ясно, что зыбкое утрообжимает мой дом,как вода ненадёжный ковчег…Дева ела с ножа…Лодка двигалась странно и утло…И на вёслах дремалобречённый на жизньчеловек.