Читать «ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО» онлайн - страница 114

Вадим Белоцерковский

А так я без особого шума попал в качестве неблагонадежного автора в «черный список» КГБ и ЦК (это стало ясно в 68-м году после Пражской весны). В список попал и рекламы не получил!

Почему Цигулев мне все это рассказал? Разгадка несложная. Лично ко мне он относился с симпатией, но сделал это, конечно же, не из добрых побуждений, а скорее всего по указанию из КГБ — чтобы припугнуть на будущее.

До решения моего дела в КГБ и ЦК (в том числе и решения не создавать мне рекламы) несколько положительных рецензий все же успели появиться в прессе, но были они слишком осторожными и потому сероватыми.

Затем произошли еще два примечательных события. Первое — это читательская конференция по моей повести в клубе спецсвязистов. Цель ее была, очевидно, та же, что и у Цигулева — припугнуть. И испугаться было чего: я увидел перед собой лица отставных палачей и вертухаев бериевской гвардии, составлявших тогда основные кадры спецсвязи. Люди эти смотрели на меня с тяжелой неприязнью: попался бы ты нам раньше! Так, наверное, волки смотрят на людей или собак, попав в клетку.

— Вы знаете, — любезно объяснил мне ведущий собрание чиновник, — это хорошо, что прошло уже много времени после опубликования повести. Если бы конференция состоялась раньше, нам пришлось бы подумать об охране для вас: так наши люди были возмущены вашей повестью.

Конференция была хорошо подготовлена. Все выступавшие, читая по бумажкам, единодушно клеймили повесть как клеветническую и антисоветскую. В воздухе густо роились обороты сталинских времен типа: «автор черпает материал в помойных ямах», «чужд советской жизни» и т. д. Несколько раз прозвучало и словцо «отщепенец».

Не обошлось и без конфуза. В своем выступлении я упомянул, что одним из первых указов ленинского правительства был указ, запрещавший труд женщин с тяжестями, превышающими три килограмма. Сказал я это к тому, что женщинам в почтовых вагонах приходится иметь дело с посылками по 40 килограммов, а спецсвязиста им не помогали. Это привело к тому, что какой-то маразматик-пенсионер расчувствовался и заявил, что, мол, все-таки зря они так напали на товарища. «Это все же не какой-то там Евтушенко, он Ленина цитирует!»

Евтушенко они, видимо, ненавидели за его антисталинские стихи того времени, за «Бабий яр» и пр. Да и незадолго до того прогремел скандал с автобиографией Евтушенко, опубликованной во Франции.

Уходил я с этой конференции и не ведал, что через 10—12 лет мне вновь придется увидеть подобные лица и такую же тяжелую неприязнь в глазах — но уже со стороны антикоммунистов, в эмиграции.

Примерно через год после выхода повести неожиданно закончилась эра Хрущева. В октябре 1964 года он был с позором свергнут с престола. По Москве ходили красочные рассказы о том, как это произошло. Мало кто жалел Хрущева, разве только люди, спасенные им от гибели в сталинских лагерях. Отношение к нему в народе в то время где-то напоминает отношение к Горбачеву в конце его правления.