Читать «Путевые картины» онлайн - страница 2

Генрих Гейне

Подробности о городе Геттингене вы с легкостью прочтете в описании последнего, составленном . Хотя я питаю чувства святейшей признательности к автору, который был моим врачом и сделал мне много добра, я не могу без оговорок рекомендовать его труд и должен поставить ему в упрек недостаточно строгий отпор тому ложному мнению, будто у геттингенок слишком большие ноги. Мало того — я посвятил много времени основательному опровержению этого мнения, прослушал для этой цели курс сравнительной анатомии, делал в библиотеке выписки из редчайших книг, изучал часами ноги прогуливающихся по Вендской улице дам, и в глубоко ученом труде, где подводятся итоги этим занятиям, говорю: 1) о ногах вообще, 2) о ногах у древних, 3) о ногах слоновых, 4) о ногах геттингенок, 5) сопоставляю все то, что уже высказано об этих ногах в , 6) рассматриваю эти ноги — в их взаимном соотношении и при этом случае распространяюсь об икрах, коленях и пр., и, наконец, 7) если найдется бумага достаточного размера, приложу несколько гравюр на меди с изображениями ног геттингенских дам.

Было раннее утро, когда я покинул Геттинген, и покоился еще, конечно, в постели и ему снилось, как всегда, будто он гуляет в прекрасном саду, где на грядках растут сплошь белые, исписанные цитатами, бумажки, ласково поблескивающие на солнце; он же срывает то одну, то другую и осторожно пересаживает их на новые грядки, меж тем как соловьи радуют его старое сердце сладостными трелями.

У Вендских ворот мне попались навстречу два маленьких туземных школьника, и один сказал другому: «Не хочу больше водиться с Теодором, он негодяй — он не знал вчера, как родительный падеж от mensa». Какими бы незначительными ни казались эти слова, я должен упомянуть о них; мало того — я начертал бы их на городских воротах вместо девиза; ведь, «как пели папаши, так свистят и детки», и эти слова вполне рисуют узкую, сухую, цитатную гордость высокоученой .

В дороге повеяло утренней свежестью, радостно распевали птицы, и постепенно на душе у меня снова стало свежо и радостно. Бодрость пришла кстати. В последнее время я не вылезал из стойла пандектов, словно заткали мой мозг серою паутиною, сердце было как бы защемлено железными статьями своекорыстных правовых систем, в ушах непрестанно звучало «, Юстиниан, и Дуреньян», и нежную парочку, сидевшую под деревом, я готов был принять за экземпляр Corpus juris со . Дорога оживилась. Потянулись молочницы и погонщики ослов со своими серыми питомцами. За Вендою мне навстречу попались . Это — не парочка из идиллии , а два упитанных университетских педеля, зорко наблюдающие по долгу службы, чтобы студенты не дрались на дуэли в Бовдене и чтобы ни одна новая идея, без обязательного долголетнего карантина, не проникла контрабандою в Геттинген при содействии какого-нибудь спекулятивного приват-доцента. Шефер поклонился мне вполне по-товарищески, и не раз упоминал обо мне в своих полугодичных писаниях; равным образом он часто вызывал меня, а когда не заставал дома, то всегда весьма любезно писал вызов мелом на дверях моей комнаты. Время от времени проезжала одноконная подвода, набитая студентами, покидающими город на время вакаций, а то и навсегда. В таких университетских городах постоянный прилив и отлив, каждые три года возникает новое поколение студентов — вечный человеческий поток; волна одного семестра отгоняет другую, и только старые профессора стоят неколебимо и недвижно среди всеобщего движения, подобно пирамидам Египта — но только в этих университетских пирамидах не скрыто никакой премудрости.