Читать «Юморески и другие пустячки» онлайн - страница 16

Петер Карваш

— Тут дело не столько в грамматике.

— Да уж, вот это было бы совсем несправедливо. С грамматикой у меня еще в начальной школе был полный порядок.

— Гм. Видите ли, боюсь, для литературы этого недостаточно. К сожалению!

— Мне, кстати, знаком один известный писатель, который то и дело говорит «дерьмо собачье». Или «со всеми манатками». Я бы такого ни за что не произнес. Надеюсь, вы обратили внимание, что я говорю литературно.

— Это хорошо. Это замечательно. Но... Очевидно, художественный язык требует еще чего-то... В романе, скажем, над каждой фразой нужно работать, дорогой мой. Упорно работать. Особенно —

— Но я работал, и еще как упорно! Вы даже представить себе не можете, сколько я над этим романом работал. Сейчас я вам скажу. Пять лет. Пять с половиной. Почти шесть. Или семь? Семь лет я работал над этой проклятой рукописью. Ночи напролет. Клянусь вам здоровьем своей дочери. Зрение себе испортил. Не раз уже светало, когда я шел прилечь хоть на часок-другой. Над каждым предложением трудился прямо как раб. Да что там — как каторжник в каменоломне! Высекал, так сказать. Семь лет жизни отдал этой работе. И здоровье. И свою карьеру. И свое супружеское счастье, но об этом лучше не говорить. Неужто это не чувствуется... Вы считаете, что это не чувствуется? Нет, вы скажите прямо, и я застрелюсь.

— Нет-нет, что вы, что вы...

— Я тоже так считаю. Ведь если человек семь лет над чем-то работает как вол, так это должно чувствоваться, тут вы меня не разубедите. Это же все равно, что не видеть нос между глаз!

— Уважаемый...

— Да?

— Видите ли, в искусстве это выглядит несколько иначе. Бог его знает. Но мне кажется...

— Да? Я вас слушаю. Ну, так как же это выглядит в искусстве?

— Гм. Количество затраченного времени и труда —

— Не всегда пропорционально качеству.

— Да, что-то в этом роде.

— Я знаю. Что-что, а это я отлично знаю. Вы только посмотрите, к примеру, на молодое поколение. Скажем, художники — второпях намалюют что-нибудь, тяп-ляп, и ладно... Или композиторы — ни тебе мелодии, ни гармонии. О поэтах и говорить нечего, им даже кавычки поставить лень...

— Я, собственно, имел в виду совсем другое.

— Да знаю я. Что искусство невозможно высидеть. Это и Фадеев говорит, и Хемингуэй — он даже писал стоя. В конце концов, я ведь тоже... например, семнадцатую главу я написал стоя. Думаю, вы это почувствовали. Она такая плотная, крепко сбитая, верно?

— Честно говоря, я этого не заметил. Но мы как-то все время уходим от существа вопроса.

— Вы правы. Давайте конкретно. Что бы вы посоветовали переработать в моем романе?

— Наверное, я все это время выражаюсь неточно. И мне, пожалуй, уже нужно спешить... Поймите же наконец! Речь идет не о деталях или отдельных местах, которые нужно бы переработать.

— А о чем же?

— Так сказать... о целом. И, возможно, даже не о рукописи. Возможно... о вас —

— Ах, так, вот оно что. Понимаю. Вы намекаете, что я просто-напросто бездарь.

— Такую формулировку я бы себе никогда не позволил.

— Еще бы. Ведь с вами не согласился бы весь наш город. Семь лет я посвятил этой работе. Семь, а то и восемь. Ни о чем другом не думал, семью забросил, друзей порастерял, здоровье испортил. Но я говорил себе: ты должен выдержать. Должен дописать. Это твой священный долг.