Читать «Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона.» онлайн - страница 35

О, любовь! Какое счастье любить и быть любимым! Какое невыразимое блаженство предвкушать тебя в сладостной мечте!

Будь юный паж несколько наблюдательнее, он подметил бы сейчас на лице Генри Голтспера какое-то странное выражение, которое тот явно старался скрыть.

Брат возлюбленной – это не тот человек, кому влюбленный спешит открыть тайну своего сердца. Неизвестно, как он отнесется к вашему признанию, даже если вы не менее состоятельны и знакомство совершилось по всем правилам, а намерения ваши вполне честны. Но если, по несчастному стечению обстоятельств, нарушено хоть одно из этих непременных условий, брат оказывается для вас самым страшным и непримиримым противником.

Может быть, эта мысль вызвала у Генри Голтспера невольное смятение чувств, которое он постарался скрыть от брата Марион Уэд? Не потому ли он был так смущен, когда благодарил его за приглашение? И не потому ли на его открытом лице промелькнуло какое-то странное выражение несвойственной ему робости?

Юный паж, ничего не замечая, продолжал настойчиво уговаривать его:

– Так вы обещаете приехать?

– Благодарю вас! Приеду как-нибудь, с удовольствием!

– Нет, мистер Голтспер, «как-нибудь» – это очень неопределенно. Правда, мое приглашение тоже неопределенно. Тогда вот что: приезжайте завтра. Отец устраивает праздник под открытым небом у нас в парке. Завтра день моего рождения, и, наверно, празднество будет по всем правилам, на широкую ногу. Обещайте, что вы будете нашим гостем!

– Обещаю от всего сердца, мастер Уэд! Буду чрезвычайно счастлив.

Пожелав друг другу на прощание доброй ночи, путешественники расстались: Уолтер скрылся за воротами парка, а всадник поехал дальше по дороге, которая бежала вдоль ограды.

Глава XI. СОМНИТЕЛЬНОЕ НАПУТСТВИЕ

Проводив взглядом удаляющихся путников, незадачливый разбойник долго стоял на месте, прислушиваясь к замиравшему вдалеке стуку копыт.

Потом он уселся на краю дороги, упершись локтями в колени и склонив на руки свою лохматую голову. Так он сидел некоторое время в полном оцепенении, безмолвный и неподвижный, как сфинкс.

Быстрая смена выражений, пробегавших по его лицу, вряд ли была бы понятна человеку, не посвященному в его биографию и не участвовавшему, хотя бы в качестве свидетеля, в недавнем происшествии. Скорбное раскаяние омрачало его чело, между тем как в темно-серых глазах нет-нет, да и вспыхивала горькая досада, когда он вспоминал о двух кошельках, так неожиданно ускользнувших из его рук.

По-видимому, тут происходила борьба чувств. Совесть вступала в поединок с жадностью, и, надо полагать, им давно уже не приходилось сталкиваться. Он так был поглощен этой борьбой, что даже лишился дара речи, а сообщники его, разумеется, почтительно соблюдали тишину.

По лицу Грегори Гарта, несмотря на его преступное ремесло, даже и в самые худшие минуты, можно было заключить, что это не бесчестный человек. Сейчас, когда он сидел вот так – на обочине дороги, на той самой обочине, где он часто прятался в засаде, – на его лице, ярко освещенном луной, проступали подлинные человеческие чувства – раскаяние, глубокая скорбь. Если бы не его окружение, не все эти красноречивые персонажи из драматической сцены, всякий, кому ни случилось бы сейчас пройти мимо, наверно, решил бы, что это честный человек, которого недавно постигло какое-то тяжкое бедствие.