Читать «Портрет художника в щенячестве» онлайн - страница 72
Дилан Томас
– Только чтобы про любовь, – сказал мистер О'Брайен. – Другого и слушать не хочу.
– Что-нибудь нежное, – сказала миссис Франклин. Она отняла у Эрни руку и глянула в потолок.
Молодой человек прочел про себя, помешкав на ее имени, дарственную надпись на форзаце первого тома собрания сочинений Теннисона: «Луизе от ее учительницы воскресной школы мисс Гуиннет Фарб. Господь на небесах всех нас хранит».
– Только про любовь, учтите.
Молодой человек стал читать вслух, сощурив один глаз, чтоб не плясали строчки, «Выйди в сад, Мод». И когда дошел до четвертого стиха, голос окреп:
Когда чтение кончилось, Хэролд вдруг сказал, свесив голову через ручку кресла, взъерошенный, с красным от помады ртом:
– Мой дедушка видел лорда Теннисона – он такой маленький был и горбатый.
– Нет, – сказал молодой человек. – Он был высокий, с длинными волосами и с бородой.
– Ты что, его видел?
– Меня тогда еще на свете не было.
– А дедушка видел. Он был горбатый.
– Алфред Теннисон – да никогда!
– Лорд Алфред Теннисон. Маленький и горбатый.
– Ну, это другой какой-то был Теннисон.
– Это у тебя другой. А тот был знаменитый поэт и горбатый.
Лу на их чудесном ложе, ожидая только его, из всех мужчин – красивых, уродов, юных, старых, из больших городов и тесных уголков, обреченных погибели, – опустила голову, послала ему воздушный поцелуй и забыла руку в ручье света на одеяле. Он, только он видел эту совершенно прозрачную руку, пальцы, ладонь в световых прожилках.
– А вы у мистера О'Брайена поинтересуйтесь, какой был этот лорд Теннисон, – сказала миссис Франклин. – Вот вы нам скажите, мистер О'Брайен: горбатый он был или же нет?
Никто, кроме молодого человека, ради которого она сейчас жила, которого ждала, не замечал легких любовных жестов Лу. Она приложила свою просвеченную руку к левой груди. Приложила палец к губам.
– Это как посмотреть, – сказал мистер О'Брайен.
Молодой человек снова сощурил один глаз, потому что кровать накренилась, как корабль. Тошнотворный, горячий шторм, взвихренный сигаретой, расколыхал комод и буфет. Вовремя сощурив глаз, он умерил качку, но оставалось глотнуть свежего воздуха. Шатаясь, как на палубе, он дошел до двери.
– Уединение – на втором этаже в конце коридора, – сказал мистер О'Брайен.
На пороге он обернулся к Лу и улыбнулся такой улыбкой, чтоб всей компании стала очевидна его любовь, и Лу под завистливым надзором мистера О'Брайена тоже улыбнулась и сказала:
– Ты только недолго, да, Джек? Смотри. Только недолго.
Теперь все они знали. За один вечер взошла любовь.
– Я мигом, моя радость, – сказал он. – Я сейчас.
Дверь закрылась за ним. Он уперся в стену коридора. Чиркнул спичкой. Их три осталось. Вниз, цепляясь за липкие, тряские перила, качаясь на шатких ступенях, больно ударив ногу о ведро, мимо тайных шумов за дверями, пробираясь, спотыкаясь, чертыхаясь, он вдруг услышал, как щемящий голос Лу его торопит, зовет, говорит с ним так жарко, так безоглядно, что, несмотря на тьму, и спешку, и боль, он, ошеломленный, остановился как вкопанный. Здесь, на гниющих ступенях, в нищем доме, она обрушила на него страшащий поток нежных слов. В уши ему из ее уст горячей лавой лилось: «Скорей, скорей! Нельзя терять ни минуты. Милый, любимый, счастье мое, беги ко мне, спеши, свистни, отвори дверь, кликни меня, уложи меня. Мистер О'Брайен ко мне пристает».