Читать «Портрет художника в щенячестве» онлайн - страница 30
Дилан Томас
– Гляньте на Кашлика, – сказал Паяльник. – Правда, необыкновенный? Из песка растет! У Кашлика нету ног.
– Бедный Кашлик, – сказал Черепушка. – Самый необыкновенный мальчик на свете.
– Необыкновенный, – сказали они хором. – Необыкновенный, необыкновенный, необыкновенный.
И они сочинили песню и дирижировали своими прутиками.
– Он не мо-жет плавать.
– Он не мо-жет бегать.
– Он не мо-жет учиться.
– Не мо-жет мяч гонять.
– Не мо-жет в лапту играть.
– Не мо-жет писать.
Джордж стряхнул с себя песок:
– Могу!
– Плавать можешь?
– Бегать можешь?
– Мяч гонять можешь?
– Отстаньте вы от него, – сказал Дэн.
Они, сопя, вплотную на нас надвинулись. Море убегало уже во всю прыть. Мрачным голосом, грозя пальцем, Паяльник сказал:
– Ну, по всей правде, Кашлик, ты необыкновенный? Очень даже необыкновенный? Говори – да или нет?
– Без всяких – да или нет? – сказал Черепушка.
– Нет, – сказал Кашлик. – Я могу плавать, и могу бегать, и я умею играть в крикет. Я никого не боюсь.
Я сказал:
– Он в прошлом году был вторым в классе.
– О! Значит, он необыкновенный. Нет? Был вторым, может и первым заделаться. Хотя это ж чересчур обыкновенно. Кашлик пусть остается вторым.
– Ответ получен, – сказал Черепушка. – Кашлик необыкновенный!
И опять они запели.
– Он отлично бегает, – сказал Дэн.
– Это еще доказать надо. Мы вот с Черепушкой сегодня все Россили пробежали. Черепушка не даст соврать.
– До последнего сантиметрика.
– Может, Кашлик тоже пробежит?
– И пробегу, – сказал Джордж.
– Ну валяй.
– Не хочу.
– Необыкновенный Кашлик не может бегать, – пели они, – не может, не может, не может.
Три девочки, все милые, все в белых коротеньких брючках, держась за руки, появились из-за скал. Руки, ноги и шеи у всех у них были шоколадного цвета. Они улыбались, и я видел сверкание зубов. Они ступили на песок, и Паяльник с Черепушкой заткнулись. Сидни пригладил волосы, встал, небрежно сунул руки в карманы и шагнул к девушкам, а те, стоя тесно рядышком, коричневые, золотые, не слишком внимательно любовались закатом, теребили шарфики и улыбались друг дружке. Сидни остановился перед ними, осклабился:
– Привет, Гуинет! Ты меня не узнаешь?
– Ах, скажи-ите, – шепнул Дэн у меня над ухом и комически откозырял Кашлику, все не отрывавшему глаз от убегавшего моря.
– Какой сюрприз! – сказала самая высокая девочка. Легкими, летающими жестами, будто раздавала цветы, она представила Пегги и Джин. Я прикинул: без толстой Пегги – кривоватые ноги, стрижка под мальчика – я могу легко обойтись, она явно для Дэна; Сиднина Гуинет, роскошная штучка лет аж шестнадцати, неприступна и безукоризненна, как девица из магазина Бена Эвана; а вот Джин, застенчивая, кудрявая, с соломенными волосами, создана для меня. Мы с Дэном медленно двинулись к девочкам.
Я выдал два замечания: «Помни, Сидни, двоеженство запрещено» и «Простите, не успели подать вам прилив».
Джин улыбнулась, ввинчивая пятку в песок, а я приподнял кепку:
– Привет!
Кепка свалилась к ее ногам. Я нагнулся, и три куска сахара высыпались у меня из кармана.