Читать «Придурок» онлайн - страница 59

Но ведь была в нём уверенность, что создан он в этой жизни, даже по-другому: призван он в жизнь эту, чтобы сказать людям что-то важное, но что?.. Что может сказать людям переросток, который и в двадцать пять лет не знает ничего, кроме своей никчемной жизни, которому сказать-то нечего людям, который ни одной настоящей строчки в жизни не опубликовал, что? И ещё он понимал, что то, что в жизни его было, всё это были случаи, а мысли в ней не было, а что же и сказать, раз мысли нет…

Он говорил себе в эту ночь все эти слова, которые отрезвить бы его были должны, но отрезвления не приходило. Было отчаяние. Была — оставалась отчаянная уверенность, что он быть должен.

И тут он подумал вдруг, что многие рассказы у Хемингуэя написаны так, словно у них нет начала, написаны, будто с середины, будто в них отсутствует предыстория, а мысль? Есть ли в них какая-то мысль — в этих его рассказах? Это просто кусочки жизни. Вот эта книженция маленькая: «Праздник, который всегда с тобой». О чём она?

Какая в ней мысль?

Просто рассказ о том, как хорошо было Хему в его Париже. Об улицах и кафе, о любимой женщине и каштанах, о вине, о любви его к этому городу. Эта книга полна любви и поэзии. Поэзии?..

Интересно вообще, как могут быть поэтичными тексты, созданные на американском языке, даже на английском, как могут быть поэтичны?.. Там нельзя сказать: «Идёт коза рогатая за малыми ребятами». На английском, если сперва стоит глагол, это уже всегда вопросительное предложение будет. Как у нас: «Идёт ли коза рогатая?..» А это уже другой смысл, другой ритм, и игровая эта интонация… — нет её!

Загадка.

Как могли быть у них все эти байроны, уитмены, если невозможны инверсии языковые. Бедные люди с бедным своим языком…

Вот — опять завела его голова невесть куда.

«Я буду учиться писать, — решил он вдруг. — Буду писать просто этюды. Например, как я иду по Дзержинской со стороны Сенной, как миную канал Грибоедова. Я иду на экзамен, и у меня есть ритуал на этот случай: до моста я иду по левой стороне улицы, а перед мостом перехожу на правую. И на мне всегда одна рубашка — экзаменационная, счастливая. За два года я ни разу её не стирал и одеваю только на экзамены. Или можно написать про ту же улицу, но иду я уже от Адмиралтейства. По левой стороне высокое серое здание. В нём теперь роддом, а раньше грозная ЧК располагалась. И улица тогда звалась Гороховской. Что я чувствую перед этим зданием? Вот именно: этюды, в которых будет движение моего тела в пространстве, предметы и люди, которых я вижу, и мои мысли… — нет, мои чувства и мысли при этом. Мысли и чувства», — решил он и успокоился. И заснул. Но сон его в ту ночь был ломок и тревожен.