Читать «Придурок» онлайн - страница 48

И как нелепо оборвалось всё, когда Рая взяла меня за руку и вернула… Да, нелепо… Боже! У меня до сих пор тяжесть образуется в затылке, когда я вспоминаю этот год, — думал Проворов.

Смешно, но я считал, что как только поезд тронется — вернусь и я, вернусь…

Да, когда сестры уехали в Питер, жизнь к нему не вернулась. Была только видимость жизни. Он ходил на завод, делал там конструкторские и не конструкторские свои дела. Да, он делал свои дела и ходил в ТЮЗ, и ходил в читалку, и что-то читал, но жизнь покинула тогда его. А мысли стали свинцовыми. А может, их и не было вовсе… а место серого вещества его мозга заняло серое свинцовое вещество.

Аля писала ему дежурные письма, и он безразлично отвечал на них, сам не понимая, зачем. Их не объединяло ничего, разве что случившаяся та нелепость. И, вспоминая о ней, он никак не мог понять, почему с ним такое случиться могло. Вспоминая, он понимал, что его воли во всём не было, за него решали, за него думали и говорили даже за него. Он не мог вспомнить ни одной произнесённой им самим фразы.

Да, жизнь в тот период катилась абсолютно серая, не было в ней ни красок, ни интереса, и книги не вносили новых мыслей и смысла. Они просто привычно прочитывались, потому что нужно же было чем-то занять себя.

Однажды от Али пришло необычно длинное письмо. Она писала, что Питер взбудоражен ожиданием одиннадцатой книжки журнала «Москва» с романом Булгакова, что в Питере купить она его не надеется, что его растащат из киосков мгновенно, но в провинции, в провинциальной Йошкар-Оле купить будет можно, и она просит две книжки приобрести для неё обязательно. Ещё она писала, что была у неё Рая, что расспрашивала про него, а она и сказать-то не знает о нём что. И кончила письмо вдруг: «…ты там как, лечишься?» Вопрос был нелеп, и ему смешно стало, и, знаете, он с того письма оживать вроде стал. Стали изредка слышны в подъезде чуть обозначенные мычания его мелодий.

В это время как раз и в библиотеке появился томик Выготского с его «Психологией искусств». Так опять начиналось счастье.

Нет не зря, не зря появилась в нём та необъяснимая тяга к небольшому этому томику, не зря с вожделением смотрел он на маленькую книжную полку Алину. Наконец, дождалась его книга, наконец, встретились они. Я боюсь быть нудным, говоря об этой книге, потому что это всё-таки «наука»… Но нет: это самое настоящее искусство, изящное, колдовское — искусство проникновения. То, что делал Выготский в этой книге, завораживало своей виртуозностью, виртуозностью движения его мысли. И ещё завораживало густотой, насыщенностью текста мыслями, их неожиданными поворотами и — парением, сказал бы я. Представьте человека, у которого, только протяни он руку, и в руке цитата или чужое суждение, которое превращается сразу в своё, потому что переосмысливается на ходу, создавая своеобразные ступеньки, по которым шагает его мысль… И вдруг парит, потому что преодолевает вдруг невероятные логические пространства, опираясь на озарение, или рефлексии неосознанные, или… нечёткую какую-то логику.