Читать «Придурок» онлайн - страница 123

Анатолий Алексеевич Бакуменко

Зачем? За что?

Земля с зерном горела.

Огромная страна, уставая, но без передыху, вся в поту от трудов праведных, напрягая все жилы свои, тащила в гору сизифов свой камень, только для того, чтобы не дотащить, чтобы обрушился он вновь, дав им вечную свою работу и заботу — вечную.

— Найти бы того козла!.. в сердцах говорил Лёва, устремляя глаза свои в небо, будто обозначая взглядом некую вертикаль, в толще которой, верно, и скрывался этот козёл. — Башка для чего дана? Для того чтобы думать. Так думай! Прежде чем целину начинать пахать, ты элеваторы построй, чтобы не в овраг зерно валить… Вообще, думать почаще надо бы. Сталина на них, козлов, нет!

Проворова восклицания Левины совсем не трогали: было тогда ему только шестнадцать. И Ваське Молчанову на Левины страдания плевать, и Эдику… А Слава посмотрел на девицу, что из кустов улыбалась ему, и сказал, делая умным красивое своё лицо:

— По Соловкам соскучился?..

Лёвка посмотрел на него тяжёлым взглядом, сказал:

— Дурак ты, — и, махнув неопределённо рукой, ушёл в цех.

А Славка заулыбался снисходительно и умно и с особым значением посмотрел в сторону куста. Но там никого уже не было.

Испахали целину, испахали… Некому было за землю заступиться, потому что для этого герои нужны, герои! Да и восстанавливать… силы её некому было, потому что наука оказалась нужна только, чтобы льстить и подтверждать великие идеи людей, которые вождями себя назначили. Предпоследний романтик Хрущёв пытался всё успеть при жизни своей. Коммунизм, какой-никакой, да пусть самый что ни на есть хреновенький, да построить ещё при жизни своей надо ему было. Увидел у техасского миллионера Гарриссона огромные урожаи кукурузы — и Сибирь, и Мурманск, всё было отдано под великую идею: догнать и перегнать Соединенные Штаты по производству продуктов на душу населения. И догнали. И перегнали… бы, да власть бы нам такую, которая в романтических волевых своих бреднях не забывала бы о разуме. Умную бы. Такую бы, после встречи с идеями которой не опускались бы бессильно руки…

Но на смену шли те, кто новизны, да и трудов, боялся. Новизна-то — дело суетное…

Боги! Боги мои! Кто мы? Зачем мы? Боги!.. зачем пришли мы сюда?

Страшно оттого, что во власти ум под руку с идиотскими идеями ходит, — думал свою мысль Проворов. Ему бы рассмеяться, оценив весь юмор, который скрыт в этой его формуле, но сегодня у него иной настрой был, и мысль его поэтому казалась ему ужасающей и тяжёлой.

Ну, не идиотизм ли думать так в его-то положении. Ему ли об уме власти рассуждать? Ему ли об уме её беспокоиться, братцы вы мои? Он понял вдруг комизм этих рассуждений и расхохотался: это его волновало? Да провались оно всё пропадом, вся власть — пере… власть!.. Ему-то что? И, правда, что за глупость в человеке сидит, но выглядит-то как! Что ж это природа натворила! Физиономия-то умная-преумная, и возраст виден — не младенец, а увлёкся, заигрался в свои игрушки, литератор хренов, пис-писака! Ха! — выдохнул он громко.

— Что с тобой? — сказал Лёшка. Он сидел на краю койки, и было непонятно, как он здесь очутился, потому что он к Лидке ушёл. Да, он уходил к Лидке. Проворов это хорошо помнил, его Аркаша вызвал. Это что, он опять провалился в свою яму, в очередную?