Читать «Белые паруса. По путям кораблей» онлайн - страница 101
Юрий Усыченко
Я не принадлежу к счастливцам, которые, не знаю уж действительно или нет, не боятся качки. Конечно, постепенно организм смиряется с необычной обстановкой, но до конца смириться не может. На разных людей качка действует по-разному, полностью неподверженные морской болезни встречаются редко.
Штормовать начинаешь с того, что все предметы в каюте приобретают неожиданную резвость, мечутся, разбегаются, куда им заблагорассудится. Надо их ловить, рассовывать по укромным уголкам, зажимать чем-нибудь; монотонное шарканье башмака, который способен сутками ездить из угла в угол, доводит до бешенства самого уравновешенного человека. Читать нельзя, сосредоточить взгляд на чем-нибудь не удается — все ходит перед глазами, переваливается с борта на борт. Кресло норовит выскользнуть из-под вас, диван — сбросить вас на палубу. Ночью заснуть удается, только вцепившись руками и ногами в специально для того придуманные устройства. Не уцепитесь, будете елозить по тюфяку. Иногда море способно сыграть самые неожиданные шутки. На третий день шторма шальная волна поддала судно так, что я вылетел из койки и ударился лицом о подволок — потолок каюты. Было не больно, а досадно и смешно: стукнуться о потолок, подобный казус встречается не каждый день.
Суровый зюйд-вест не хотел успокаиваться, трепал нас до самых африканских берегов. Гнев его «Горизонт» перестал чувствовать лишь войдя в гавань Триполи.
Триполи — город, в котором есть все, о чем рассказывают Александр Грин и другие авторы, единодушно признанные мечтателями, сказочниками, описывающими небывалое в реальной жизни. Желтые стены замка-крепости, древнего пиратского гнезда, высятся над водой. Далеко протянулась широкая набережная, с одной стороны ее шепчутся ласковые волны, с другой — особняки богачей, государственные здания, космополитический «Гранд-отель», куда съезжаются на зимний сезон дармоеды из разных стран, — в казино идет игра до рассвета, красотки многих национальностей демонстрируют свои прелести. На набережной и парадных улицах пальмы с мохнатыми стволами, узорчатыми, трепещущими кронами; неизвестные мне деревья образуют на высоте двух-трех метров сплошную завесу из жестких листьев и корявых веток, которые дают тень, надежно защищают от ветра и пыли. Королевская резиденция окружена белой стеной, из-за которой выглядывают все те же веселые трепещущие пальмы. На перекрестках чернолицые в темной форме с белыми нарукавниками, белыми ремнями портупеи, белой кобурой для массивного «люгера» полицейские. Чистые узкие улицы кишат автомобилями, экзотическим многолюдьем: рослые негры, арабы в белых одеждах, знакомые каждому из нас с детства по картинкам в учебнике географии, вылощенные итальянцы и большеокие итальяночки, меланхолические индусы, арабские женщины, закутанные так, что видишь один глаз и коричневые пятки, мордатые извозчики, чьи пролетки изукрашены флажками и лентами, верблюд, которого худой сердитый араб обязательно хочет вести по тротуару, прохожие кричат на араба, он — на них, верблюд грустно и презрительно наблюдает людскую суетню. В арабском квартале, отделенном стеной от остального города, лабиринт закоулков, фонтаны, скверный запах, лавочки, мастерские чеканщиков по меди и золоту. Пронзительный голос муэдзина под голубоватой вечерней звездой. Открытые до рассвета кофейни, бары, ресторанчики. У порта девушки с хрипловатыми голосами и абсолютно неясные молодчики в черных дакроновых куртках. На заре рыбак сушит сети прямо на мостовой прибрежной улицы, поет, улыбается своим мыслям. А над всем этим — над пиратской крепостью, над куполами королевского дворца и крышами ультрасовременных зданий, над шпилями минаретов и лабиринтом арабского квартала, рыбацкими шхунами и американскими транспортами — васильковое небо африканской зимы, овеянной прозрачным ветром пустыни. Ветер шевелит кронами пальм, чуть рябит морскую гладь. Нигде и никогда не встречал я такой ясности воздуха без малейшей дымки или тумана. Краски приобретают особую яркость, дальние предметы видны не по-обычному четко. Эта прозрачность придает всему неповторимый колорит.