Читать «Комментарий к роману "Евгений Онегин"» онлайн - страница 91

Владимир Набоков

Есть запись Пушкина от 1835 г., где он тщательно подсчитал, что отец Байрона за два года спустил, если брать по 25 рублей за фунт стерлингов, 587 500 рублей. Это примерно столько же, сколько друг Пушкина Вяземский проиграл между двадцатью и тридцатью годами, и в три раза больше, чем Пушкин остался должен всем кредиторам после своей смерти (1837).

О финансовых операциях старика Онегина см. также VII, 13–14.

5 Евгений — имя Онегина, произнесенное здесь впервые, Пушкину легко будет рифмовать с существительными наений (род пад. мн. ч. от существительных наение). Оно также рифмуется со словом гений К фамилии же Онегин в русском языке рифмы нет. <…>

6—14 За первые десять лет жизни у Пушкина сменилось три француза-гувернера: Монфор (или граф де Монфор), Руссло и Шедель. Еще был русский учитель с немецкой фамилией Шиллер. У сестры поэта одно время (до 1809 г.) была английская гувернантка мисс или миссис Бейли, очевидно родственница Джона Бейли, преподававшего английский в Московском университете, но если она и дала Пушкину несколько уроков, то к 1820 г. они были полностью забыты. Арифметике его учил отец Александр Беликов, православный дьякон Одно время, пока Пушкина не зачислили в Лицей (основанный Александром I в Царском Селе 12 августа 1810 г. и открытый 19 октября 1811 г.; см. коммент. к гл. 8, I), его хотели отдать в С.-Петербургский иезуитский пансион, где получили образование Вяземский и ряд других выдающихся людей России. В 1815 г. эту школу обвинили в попытках отвратить воспитанников от православной веры и обратить в веру католическую, вместо того, чтобы ограничиться преподаванием им Вергилия и Расина В декабре 1815 г иезуитов изгнали из Петербурга и Москвы, а пять лет спустя — из России.

На исходе XVII в., в годы кровопролитных перемен во Франции, множество перепуганных французов покидали родину и вдруг оказывались домашними учителями и гувернантками в бескрайней России. Русским дворянам, в основном православным, ничего не стоило нанять учителем священника-иезуита в законном стремлении придать своим чадам модный лоск французской культуры. Этим обнищавшим outchitel'ям (фр.) часто приходилось несладко. Если верить Пушкину (письмо невесте от 30 сентября 1830 г.), чье творческое воображение творило чудеса из семейных преданий, то его дед по отцовской линии, Лев (1723–1790), вспыльчивый помещик (в ревности зверевший — как, впрочем, и Абрам Ганнибал, прадед Пушкина по материнской линии), заподозрив однажды, что его домашний учитель-француз, аббат Николь, состоит в любовной связи с его женой, без церемоний вздернул беднягу на заднем дворе фамильной усадьбы Болдино.

Во времена Пушкина французских гувернанток благородного происхождения по-русски называли мадам (даже незамужних) или мамзель. Ср. в его повести «Барышня-крестьянка»: «У дочери его была мадам англичанка [гувернантка] — сорокалетняя чопорная девица».

Предположение, что «l'Abbé» — фамилия, разбивается о первоначальный черновой вариант (2369, л. 5): «мосье l'abbé» (monsieur l'abbé).