Читать «Колесо Фортуны» онлайн - страница 62

Утратив напускную оживленность, лицо оказалось значительно старше, чем виделось прежде, — носо-губные складки резче и глубже, в румянце отчетливо проступили багровые узелки склеротичных капилляров.

— Остальное — не просто, — согласился Федор Михайлович. — Вот вы выдаете себя не за того, кем на самом деле являетесь, оказывается, вы не мистер Ган, а Ганыка…

— Был Ганыка… Отец переменил фамилию, когда принимал американское гражданство. И не для того, чтобы "замести следы", а потому что ее сократили сами американцы: вместо двух-трех слогов они всегда предпочитают произносить один. Так Ганыка превратился в Гана…

— Однако здесь никто не знал этого, а вы не спешили сообщить, играли роль этакого простоватого малого, рубахи-парня. На самом деле вы, кажется, не такой уж развеселый балагур… Иными словами, вы притворялись.

— Я не знал, как здесь отнесутся ко мне. Хотя у отца, в сущности, не было имения, а только тот нелепо большой дом, но все равно считалось — помещик…

— И вы боялись, что вас, помещика, немедленно поставят к стенке? — Ганыка пожал плечами. — Для взрослых вы — реликт необратимого прошлого. А для этих молодых людей, которые на наших глазах могут ежесекундно лопнуть от неутоленного любопытства, для них вы просто вроде ожившего мамонта или динозавра…

Юка вспыхнула, Антон заулыбался во весь рот, у Толи порозовели уши, и только Сашко остался напряженно серьезен. Взгляд Ганыки скользнул по лицам ребят и снова задержался на Юке.

— Есть другое определение, — сказал Ганыка, — но они не учат Священного писания и не знают притчи о блудном сыне… С той разницей, что здесь блудный сын вернулся в отчий дом, где уже никто не ждет его. И где от самого дома остались одни развалины.

— Блудный сын вернулся открыто, — сказал Федор Михайлович. — А вы крадучись, аки тать…

— Открыто возвращались знаменитые люди, у них — имена, популярность… А кто я? Даже отец никогда не занимался политикой. Ни до, ни после революции… Он был мягкий, даже безвольный и очень добрый человек.

И глубоко несчастный. Он не мог себе простить панического бегства и часто повторял, что бегут от своей родины трусы или негодяи. Негодяем он не был… А я… Что ж я?

От политики был еще дальше, чем он. Да и какой может быть политик из владельца провинциальной drugstore?!

— Drugstore — это, кажется, помесь аптеки с забегаловкой?

— Забегаловкой? — не понял Ганыка.

— Закусочной, кафе…

— Да, да… У вас это считается — капиталист?

— Не знаю, не знаю… Предприниматель, во всяком случае. Чтобы купить такую аптеку, нужно, наверно, немало денег?

— Я не покупал аптеку. Я учился на фармацевта и зарабатывал себе на жизнь чем придется. Потом меня взял к себе в помощники владелец drugstore… Я женился на его дочери, а после смерти тестя стал хозяином аптеки. Так что, если я капиталист, то не "мульти", а "мини" или даже "микро"…

— М-да… — сказал Федор Михайлович. — Там, возможно, все ясно, но тут вокруг вас многовато тайн.

И таинственное или кажущееся таинственным поведение ваше вызвало изрядное смятение умов.