Читать «Детство Лермонтова» онлайн - страница 212

Пока еще не начались занятия, Миша сидел в парке с книгой целые дни. Стихи Пушкина и Жуковского он знал наизусть, поэма Рылеева «Войнаровский» нравилась больше, чем «Думы», но сюжеты исторических стихотворений заинтересовали Мишу настолько, что бабушка купила «Историю» Карамзина; он погрузился в чтение огромных томов, и бабушка удивлялась терпению, с которым он перечитывал отдельные страницы.

Вскоре после приезда бабушка повезла Мишеньку на могилу Марии Михайловны. Эта поездка опять расстроила обоих.

Бывая в семейной часовне, мальчик видел перед собой только один этот памятник, а на другой, который возвышался над могилой деда, он смотрел равнодушно — ведь он не знал Михаила Васильевича.

Из часовни бабушка с внуком заехали навестить мамушку Лукерью. Мальчик взял с собой много гостинцев: ситцу, сахару, чаю, одежду свою и белье, из которых вырос.

— Это я отдам кормилицыным детям, — говорил Миша, — это тоже кормилицыным.

— Что ж, лучше подать, чем принять, — говорила Арсеньева и, когда находила какую-нибудь вещь, которую хотела отдать детям Лукерьи, спрашивала: — Это тоже кормилицыным?

И так понемногу укреплялось за семьей Шубениных прозвище «кормилицыны»; впоследствии это прозвище стали писать во всех документах как фамилию.

После посещения Лукерьи и бабушка и внук развеселились — так ласково и радушно приняла их няня; не знала, где посадить, угощала солеными грибами и квасом своего изделия, подарила Мишеньке вышитый ею поясок к рубашечке, а бабушке не успела еще довязать теплые носки — во втором носке пятку уже связала, а «лапу», иначе говоря, ступню, еще не докончила.

Дети Лукерьи, ласковые и смирные, приветствовали Мишу восклицаниями:

— Братец наш приехал молочный! Братец!

Миша обнимался с ними, играл в чурочки и обещал еще приходить.

После такого приятного визита Арсеньева хотела ехать из деревни прямо домой, но Миша упросил бабушку заехать к Илье Сергееву, которого очень любил. Нехотя бабушка согласилась.

Они вошли в избу, где стоял резкий запах скипидара и винных паров. Изба была необычного вида — вся до потолка заставлена вывесками, и под каждой — подпись:

«Палекмантер Елисей; стрижка-бритье волосей».

Миша пошел сразу же разглядывать вывески и так хохотал, глядя на эти картины, что не сразу обратил внимание на то, что между Арсеньевой и Ильей Сергеевым шел серьезный разговор.

Пока Миша занимался вывесками, Арсеньева заметила, что на одной из стен висит картина: Матреша в крестьянском костюме сидела за прялкой, оторвавшись от работы, и глядела перед собою. Мелкие зубы в улыбке и задорные глаза были точно живые. Арсеньева, впившись в картину удивленными глазами, быстро спросила:

— Смотрите, пожалуйста, как ее нарисовал? Мадонну какую-то изобразил!

На другой картине была выписана молодая девушка, пасущая овец. Она сидела на траве, обмахиваясь веткой березы. Арсеньева достала лорнет и, хмурясь, стала разглядывать картину, потом сказала, припоминая:

— А это, по-моему, дочка Абрама Филипповича?