Читать «Они учились в Ленинграде» онлайн - страница 38
Ксения Владимировна Ползикова-Рубец
Лидия Михайловна очень изменилась.
Лица у всех бледные, синева под глазами.
— Начнем, товарищи, — говорит директор школы. — РОНО в своем последнем приказе отметил нас, как работоспособный коллектив, деятельно помогающий фронту. Среди нас есть доноры, медицинские сестры, дружинницы.
Мы собрали много теплых вещей и отправили на фронт изделия наших рукодельниц…
В подвале очень тихо, лишь спицы постукивают в руках наших вязальщиц.
В городе тяжело ухают снаряды, разрывы где-то близко.
Ольга Матвеевна докладывает об уроке математики в 6-м классе, на котором она была как председатель предметной комиссии.
— Урок не был до конца продуман… Учительница недостаточно требовательна к учащимся…
Доклад Ольги Матвеевны возбудил прения о том, что мы можем и чего не должны сейчас требовать от наших учащихся.
Спорили горячо.
Второй вопрос — о методике урока в обстановке наших дней.
Тут уже не спорят. Каждый говорит, что он делает, чтобы пройти программу и облегчить детям усвоение материала.
Антонина Васильевна, заключая прения, сказала:
— Я надеюсь, что и в этом году в нашей школе будет выпуск. Программа должна быть пройдена полностью.
На заседании педагогического совета была представительница райкома партии.
Она говорила о труде рабочих Кировского завода, находящегося буквально рядом с фронтом, и о мужественной работе ремесленников, таких же ребят, как и наши школьники.
— От вашего коллектива мы ждем упорной работы и твердо уверены, что вам будут по плечу все трудности, — заканчивает она свою речь.
Да, школа живет и работает…
Выходя из школы, вижу, как Маруся, наша техническая служащая, собирает уборщиц, чтобы с санками идти в булочную, где стоял в очереди и упал ослабевший учитель физики Силаков.
Слышу, как Антонина Васильевна говорит:
— Я вечером принесу немного настоящего кофе и сахару. Это его согреет и поддержит.
Откуда она возьмет кофе, сахар? Оторвет от себя. В этом и есть подлинная забота о товарище.
Вернулась домой и вижу, что все разбитые стекла в окнах комнаты заложены подушками и завешаны коврами.
Это сделано руками моей приятельницы. Она до войны была руководителем экскурсий в Эрмитаже, а сейчас работает у станка на одном из военных заводов и живет у меня.
Мы решаем встречать Новый год и подумать в эту ночь о наших близких. В маленькой кастрюльке, которая когда-то служила годовалому Борису, варю пшенную кашу. Могла ли я думать в те дни, что эта голубая кастрюлька с петушками доживет до времени, когда Борис на фронте, а я здесь и так близка к смерти!
Не надо об этом думать, а сегодня в особенности!
Надо жить и сегодня встречать 1942 год. Он должен быть счастливее уходящего.
Обшариваю ящик буфета и нахожу чуточку корицы и несколько сухих груш. Всё это идет в кашу. Жира и сахара у меня нет.
На столе кусок сыра, полученного вместо масла, и пол-литра портвейна, выданного по карточке.
Стол накрыт белой скатертью, и на нем моя лучшая посуда. Холодно.
Нам грустно, и мы долго не засиживаемся.
Наступает 1942 год.
Надо работать!
Новогодние елки
