Читать «Прости меня...Фантастическая поэма» онлайн - страница 27

— А что на него глядеть? Елки да палки…

— Надо смотреть… Надо смотреть на все, как смотрят, по-моему, дети… Вот проковылял мимо старый домишко среди синих елок. А до него километров на десять не было ни единой трубы. Вокруг одни леса да поляны с оврагами…

— Я видел.

— А что можете рассказать о нем? — быстро, словно поймав меня на слове, спросил он.

Я пожал плечами.

— Ну, заброшенный, совсем нежилой…

— Неправда! Ой, какая неправда… На плетне, вы заметили, сохнут ребячьи валенки. Почему так? В начале осени вдруг валенки. Кто промочил обуву?.. Не в этих ли валенках малец будет шагать зимой голым сугробным лесом в дальнюю школу?.. Рядом же ничего нет!.. Каким трудным покажется мне и вам быт в мимолетном этом домишке с маленьким учеником…

— Почему же так уверенно — учеником? — с неподдельным любопытством спросил я. — Учеником… А если ученица?

— А лодка? — Он прихлопнул в ладоши. — Лодка? Неужели вы не заметили? Старая настоящая лодка. Перед сараем, кверху днищем. Вот уж никак не придумать, зачем она сюда попала в сухопутье, с какой судьбой связана.

— Так что же лодка? Или она как-нибудь связана с маленьким учеником?

— Ну да. Вы заметили, к днищу лодки прилажена мачта. Мачта! Березовая жердинка с канатами-веревочками. Закроешь глаза — все равно видишь мальчика. Неужели не так?

— Допустим.

— А рядом с лодкой в траве начищенная миска с молоком… Для кота.

— ??!

— Ну, конечно, для кота. Во дворе нет, собачьей конуры. Я думаю, тут живет не лесничий… Кто же тогда?

Дом с настоящей лодкой, с валенками на плетне, с котом и мальчиком давно пролетел мимо. Я не заметил ни валенок, ни лодки с мачтой. Ну что можно видеть в одно мгновение?

— Мне вот захотелось когда-нибудь сойти на этом перегоне, — сказал он почему-то смущенно, если не ошибаюсь. — Пойду и спрошу, почему здесь лодка… Но вы не сумели объяснить мне самое простое.

— Ничего себе простое, — возразил я.

Он опять хотел поправить очки и опять как-то неловко задел их.

— Вам не трудно водить машину? — спросил я.

— Кажется, придется бросить, ответил он. — Глаза никуда… Но я к темноте привык…

Я подумал, что лишь только такой глазастый человек мог в темноте разглядеть, как ерзает на дороге чужая машина, как трудно кому-то ехать ночью. Нам тогда повезло, не каждому такое встречается.

Еще я подумал (кажется, в первый раз), мне всегда везло на редких людей.

— Хотите, я тоже удивлю вас проницательностью? — сказал я.

— Хочу, но оставляю «тоже» на вашей совести.

— Вы писатель…

Он помолчал. Осторожно поправил очки.

— Я бы на вашем месте так не сказал.

— Почему?

— Во-первых, я ничего «литературного» не говорил. И лишь хотел сказать, что в мире неинтересное не существует. За каждым предметом, за каждым лицом — неповторимое…

— Но ваша наблюдательность?

— А писать, по-моему, это значит не только видеть все подряд. Важно видеть главное, близкое многим, а не только тебе. Когда человек этого не понимает, он, очевидно, может написать книгу, но лишь одну из тех, что скопились на земле в непроворотные, бесполезные, мертвущие горы. Писатель начинается в тот миг, когда человек знает, верит: книга до зарезу нужна всем, а не ему одному.