Читать «Мифы и правда о восстании декабристов» онлайн - страница 165

Никаких официальных сведений о таком послании не имеется, зато есть неофициальное свидетельство. Мало того, если предполагать, что задержку в доставке информации Милорадович использовал не только для собственных раздумий, но и для совещений с доверенными лицами, то это же свидетельство проливает свет и на то, кем было по крайней мере одно из последних.

Трубецкой написал уже после выхода книги М.А. Корфа в 1857 году: «Странно, что Корф пишет в своей книге, что гр[аф] Милорадович приехал к в[еликому] к[нязю] с известием о болезни имп[ератора] Александра вечером 25 Ноября. Накануне были имянины моей жены, у меня было вечером довольно гостей, между прочими Рылеев. Он сказал мне первый, что есть известие из Таганрога, что Александр отчаянно болен. 25-го я должен был выехать из Петербурга, и остался единственно для того, чтоб знать чем разрешится болезнь».

Хотя это и свидетельство спустя более чем тридцать лет, но, как видим, Трубецкой имел личные основания не путать даты: как и мать В.Л. Давыдова, жена Трубецкого (урожденная графиня Лаваль) тоже была Екатериной. Если свидетельство Трубецкого — не ошибка, то руководители заговора Рылеев, а затем и Трубецкой получили данную информацию о событиях в Таганроге приблизительно на сутки раньше, чем великий князь Николай Павлович!

Но зачем было задерживать такую информацию? Ответ несложен.

В течение последующих дней Милорадович действовал с точностью и целенаправленностью хорошего взрывного механизма. Вполне резонно предположить, что его безукоризненные решения были не совсем импровизацией, а являлись отчасти и результатом выигрыша времени. Заметим, что тем самым он создавал и выигрыш времени Константину, находящемуся в Варшаве, чем последний, однако, совершенно не воспользовался — занятая им личная позиция в таких преимуществах не нуждалась; это, очевидно, явилось сюрпризом для Милорадовича.

Минимум сутки разрабатывался план, который и начал осуществляться в тот момент, когда под вечер 25 ноября в Петербург пришла пачка писем об осложнении болезни Александра I. Для Милорадовича ее приход оказался лишь сигналом к старту подготовленной решающей кампании! При этом максимальным образом был использован столь любимый и ценимый военными фактор внезапности!

Обратимся теперь к следующему посланию — от 17 ноября. Из тех же соображений оно должно было придти в столицу от середины дня 25 ноября тоже до начала следующих суток — т. е., скорее всего, до решающего столкновения Милорадовича и Воинова с Николаем в ночь на 26 ноября в Зимнем дворце. Пришло же оно по официальным данным позже — около 7 часов следующего утра, и говорилось в нем об улучшении состояния Александра I.

Самое естественное предположение, что Милорадович знал его содержание, но намеренно утаил до утра. В его беседе с Николаем максимальным образом была односторонне использована информация, что в текущий момент состояние Александра критическое, но вскоре после беседы оно должно внезапно улучшиться: сообщение об этом было принесено к утру — к тому моменту, когда Мария Федоровна должна была окончательно проснуться и прийти в себя. Это сообщение и заткнуло рот Николаю, позволившему себе в беседе с Милорадовичем и Воиновым слишком неосторожные формулировки. Тем не менее, Милорадович не дал себе и минуты утраты бдительности: про это утро Мария Федоровна записала в дневнике: «Милорадович заходил часто в продолжение утра».