Читать «Европейское воспитание» онлайн - страница 14
Ромен Гари
— Заждались мы вас, пане Йозефе, заждались!
Он протянул руку. Пан Йозеф оглянулся вокруг, косясь по сторонам, и не подал ему руки. Он прошел вслед за белобрысым молодым человеком в переднюю. Там, вдали от нескромных взоров, он с жаром пожал ему руку.
— Извините меня, пане Ромуальдзе, за то, что не подал вам при всех руки…
— Не стоит, пане Йозефе, я прекрасно все понимаю!
— Поймите, даже теперь мы не одни… Они стояли в передней, горячо пожимали руки и искренне смотрели друг другу в глаза.
— Понимаю, понимаю, — твердил пан Ромуальд, обнажив зубы.
Они продолжали жать руки и смотреть в глаза.
— Я ничего не имею против того, чтобы пожать вам руку, — уточнил пан Йозеф. — Напротив, я весьма польщен, весьма польщен…
— Мой дорогой друг! — сказал пан Ромуальд.
— Никто лучше меня не понимает всей деликатности вашего положения и благородства, мужества, которое требовалось вам для того, чтобы сыграть… согласиться играть…
Он немного запутался.
— Спасибо, большое спасибо! — поспешил ему на помощь пан Ромуальд.
— Я имел в виду, для того чтобы взвалить на свои плечи этот неблагодарный, но необходимый труд… — Он закашлялся. — Когда-нибудь мы узнаем, сколько жизней вам удалось спасти… Кто знает? Возможно, я обязан вам своей!
— Что вы, что вы, — скромно возразил молодой человек. — Как поживает пани Франя?
Кабатчик был женат на одной из самых красивых женщин в округе: он сильно ее ревновал.
— Прекрасно! — сухо ответил он. Затем повернулся к крестьянам. — Пане Витку, — приказал он, — ну-ка выгрузите тот мешок с продуктами, что мы привезли для пана Ромуальда…
— Вас ждет герр гауляйтер! — доложил молодой человек.
Делегация была представлена. Пан Йозеф приложил руку к сердцу и раскрыл рот…
— Знаю, знаю! — нетерпеливо оборвал его немецкий чиновник. — Все они говорят одно и то же… Это муж?
—
— Что он привез?
— Яйца, сало и творог! — сказал пан Ромуальд, обнажив клыки.
11
Янек сидел у костра — дождь перестал, и партизаны воспользовались этим, чтобы выйти из норы, — задумчиво наблюдая, как в костре шипят и дымятся сырые дрова. Младший Зборовский, усевшись по-турецки, играл на губной гармонике с большой охотой, но без особого умения.
— Ты играешь безобразно, — сказал Янек. — Просто ужасно!
Юный Зборовский обиделся.
— Это чертов отрывок, — возразил он. — Ты ничего не смыслишь. И слова красивые. Он пропел:
— И слова ужасные! — вздохнул Янек. — Ты можешь сыграть Шопена?
Юный Зборовский покачал головой:
— А кто это?
— Один поляк, — сказал Янек. — Композитор. — Он протянул руку. — Дай.
— Ты умеешь играть?
— Нет.
Он схватил гармонику и с отвращением зашвырнул ее в кусты. Юный Зборовский выругался, подобрал инструмент и снова начал дуть в него.
— Где твои братья?
— В Вильно.
Братья Зборовские вернулись поздно вечером. Они пришли не одни: привели с собой девочку. Лет пятнадцати. Лицо ее было усыпано веснушками; их было очень хорошо видно, хотя она густо напудрилась. Она носила военную шинель, которая была ей велика, и берет, едва прикрывавший белокурые, растрепанные волосы. Янек видел ее впервые.