Читать «Теплый Благовест» онлайн - страница 20
Лев Иванович Кузьмин
А Митя степенным, неспешным жестом гостинцы отстраняет, солидным басом говорит:
— Пригляжу… За всеми пестрёнками, бурёнками пригляжу как положено, а подношения эти уберите. У меня и так их некуда девать!
И, бросив поводья на лошажью гриву, похлопывает левой, единственной рукой по кожаной, у седла, сумке.
Мы, деревенские ребятишки, семеним тоже рядом с лошадью, с Митей. Такого почета, какой тут сейчас оказывают ему, мы, можно сказать, еще и не видывали. И мы — завидуем. Мы, если бы нас только позвали, все-все готовы податься тоже в пастухи.
Но тут нас вдруг распихивает бойкущая Дуся Груздева. Она держит на весу тяжеленное ведро. А в том ведре колышется вода. И Дуся этою водою из этого ведра — только ослепительные брызги на солнце сверкнули! — так с полного маха вéршего Митю и окатывает.
Лошадь вздёргивает головою; Митя, мокрёшенький — с него целые ручьи льются! — ошарашенно смотрит на Дусю:
— Очумела?!
— Ничуть! — хохочет Дуся. — Не очумела нисколько! А исполнила по обычаю! Теперь мою-то коровку ни за что не проглядишь, не забудешь нигде, никогда!
И Дуся отвешивает Мите этакий шутливый поклончик. И стоит, руки в боки, на виду перед Митей-Флотским, вся такая озорная, румяная, синеглазая, а женщины кричат так весело: «По обычаю она тебя, Иваныч, по обычаю!», что и Митя, обтерев рукавом тельняшки мокрое лицо, смеется сам:
— Что ж… С обычаями не спорят… Но учти, Дуся-Евдокия, сушиться в другой раз приеду прямёхонько к тебе!
— Приезжай! — хохочет Дуся опять, а Митя-Флотский пускается за стадом вскачь. И Дуся, теперь уж молча, но долго, долго все смотрит и смотрит ему вослед…
Вот такую вот недавнюю картину вспоминаю я, мальчик, глядя с высокого крыльца на далекое стадо, на пастуха, на приречный луг.
А в этот миг совсем почти рядом — за плетнем огородца — шумнул, смолк, снова резко затарахтел пускач тракторного мотора. Это дядя мой, старший сын бабушки Геннадий снова собрался на полевую работу.
И я, как всегда, готов кинуться за трактором, но тут из-за угла избы, из самого огородца кричит бабушка:
— Где ты там застрял? Иди мне помогай!
И вот в розовато освеченном утренним солнцем огородце я подношу бабушке небольшой лейкой воду из садовой кадушки, а бабушка высаживает в мягкий, пухлый чернозем грядки нежно-зеленые стебли капустной рассады.
Каждый росток бабушка устраивает в рыхлой земле бережно, поливает водой обильно, вполголоса приговаривает:
— Не будь, капустка, мала — будь кругла, велика! Не будь пустая — будь тугая! Не будь голенаста, а будь пузаста!
Я бабушку слушаю, мне маленько смешно, да смеяться рядом с очень серьезной бабушкой вслух я не решаюсь. Я улыбаюсь, когда иду к кадушке за водою.
А за грядками в огородце около старой, престарой баньки — узенькая лужайка. На лужайке — желтыми, лохматыми пуговками одуванчики. Особо ярко они расцвели у самого подножия плотного плетня. Над плетнем этим и у нас, как по всей деревне, нависло белым-белое облако черемухи. Оно от невесомых лепестков нежное, оно душистое, оно так и манит к себе. И вдруг оттуда ударяет такой раскатистый, такой музыкально-прекрасный звук, что я замираю.