Читать «Две повести. Терунешь. Аска Мариам» онлайн - страница 22

Внизу, между скалъ, въ мутныхъ волнахъ Аваша, трепалось о подводные камни мертвое тѣло Терунешь…

XII

Прошло полтора мѣсяца. Въ ясный и теплый декабрьскiй день пароходъ «Царь», плавно разсѣкая винтомъ темныя воды Чернаго моря, приближался къ Одесскому молу. Всѣ пассажиры столпились наверху у капитанской рубки и внимательно смотрѣли на открывавшуюся панораму берега. У кого былъ бинокль, смотрѣли въ бинокль, другiе довольствовались кулакомъ. Яснѣе становилась линiя свѣтлыхъ домовъ по берегу моря, темные кусты сада на скатѣ, мѣстами еще золотые, отъ осенней листвы.

Навстрѣчу неслись лодки и лодочки, съ болѣе нетерпѣливыми родственниками. Среди нихъ, въ пузатой шлюпкѣ, управляемой сухопарымъ грекомъ въ чалмѣ и страннаго фасона пиджакѣ, сидѣла молодая дама.

Но, Боже мой! Неужели эта красивая дама, моя жена, моя Аня?.

Она меня тоже не узнала.

Когда, наконецъ, пароходъ, ошвартовался у мола, и изъ шлюпокъ съ одной стороны, съ пристани — съ другой, полѣзли люди, я подошелъ къ ней.

Она смотрѣла на меня и колебалась.

— Аня! — тихо сказалъ я.

— Ты, Ванюша! — воскликнула она и, обливаясь слезами радости и счастiя, кинулась мнѣ на шею…

Я не плакалъ… Я не смѣялся… Въ моемъ мозгу на секунду встало сѣрое лицо Терунешь съ пробитымъ черепомъ и страшными вывороченными глазами. И минута счастья была отравлена.

И она, эта маленькая абиссинка отравляла мнѣ такъ потомъ всякую минуту радости, восторга, увлеченiя… И я все помнилъ это жаркое утро, волны Аваша и среди камней тѣло маленькой женщины, которая любила и умерла любя… И я думалъ про Аню…

Нѣтъ я ничего не думалъ!!. Но мнѣ становилось горько, пошлыя готовыя фразы: «не я, такъ другой» — «сама виновата» — не успокаивали меня… И это напоминанiе объ ея смерти, было, казалось местью несчастной Терунешь!

1898 г.

С.-Петербургъ.

Аска Марiамъ

I

Александръ Николаевичъ Панаевъ одиноко сидѣлъ въ маленькой столовой надъ давно остывшимъ стаканомъ чаю, когда къ нему тихо подошла сестра милосердiя и сказала: — «Нина Сергѣевна кончается!»

Онъ поспѣшно всталъ, машинально застегнулъ сюртукъ и прошелъ въ комнату больной. Она лежала разметавшись на спинѣ; золотистые волосы разсыпались, словно змѣйки, по подушкѣ, а худая грудь порывисто, неровно подымалась подъ тонкимъ одѣяломъ. Лучистые глаза ея горѣли и прожигали его насквозь; въ нихъ свѣтились грусть, тревога и любовь. Любви больше всего. Она приподнялась ему навстрѣчу, (прижала его молодое лицо худыми руками къ своему лицу и покрыла его поцѣлуями, потомъ своей изсохшей костлявой рукой перекрестила его нѣсколько разъ, хотѣла что-то сказать, но уже силы измѣнили ей, и она упала опять на подушки, какъ падаетъ прекрасный цвѣтокъ, надрѣзанный косой. Глаза ея закрылись, потомъ открылись и снова сомкнулись, чтобы уже не раскрываться больше; усталая грудь вздохнула прощальнымъ вздохомъ, болѣзненный румянецъ сбѣжалъ съ опавшихъ щекъ, и сердце перестало биться…

Кончено!.. Панаевъ схватился въ безумной тоскѣ за голову, дико оглянулся кругомъ… И почему онъ только не умеръ тогда!..