Читать «Там, где престол сатаны. Том 2» онлайн - страница 449

Александр Иосифович Нежный

– Марфа? – удивилась она. – Какая Марфа?

– Да, – с виноватым чувством повторил Сергей Павлович, – нужно лишь одно. Это сестра Марии и Лазаря, которого Христос воскресил.

– Однажды задуматься, что нам худо прежде всего от самих себя. Есть, конечно, случаи, – он вспомнил безрукого от рождения подростка, – я их не могу объяснить. То есть, может быть, могу, но не сейчас, – упрямо высказался Сергей Павлович. – Пошлый ум – Анатолий Борисович, к примеру, – вам все объяснит, но попутно все и убьет. Понимаете?

– Кажется… – неуверенно промолвила Оля. – Нет, – почти сразу же откровенно призналась она, – ничего не понимаю.

– И не надо вам ничего понимать, – великодушно разрешил он. – То есть, я хочу сказать, вы и так все понимаете. Не умом, а сердцем, это куда важнее.

– Я?! – удивилась она. – Понимаю? Ничегошеньки я не понимаю. Я, может, и жила бы не так… Нет, нет, – горячо сказала она, – вы не думайте, я не жалуюсь, мы с Илюшечкой прекрасно… Он у меня славный, а если математика хромает, ну и что? Игнатий Тихонович нам помочь обещал, я ему верю. Зато по истории… Его сейчас нет, – безо всякого перехода, как бы между прочим сообщила Оля, – он у бабушки в деревне. А мы с вами уже почти пришли. Вон мой дом, видите? Трехэтажный. Я в первом подъезде на втором этаже. Окошко у меня темное.

Сергей Павлович послушно поглядел на трехэтажный дом, отыскал темное окно на втором этаже, потом посмотрел на Олю и улыбнулся в ответ на ее смущенный, вопрошающий и ожидающий взгляд.

Короткое позвякивание ключей в ее вздрагивающей руке. Никак не могу. Может быть, вы? Или она скажет «ты», что, собственно говоря, было бы весьма уместным предисловием к.

Шаг к сближению. Соприкосновение рук при передаче ключей в полутемном подъезде подобно ожогу. Сердечным «ты» она заменила. Открой нам дверь. Дверь распахивается, они, обнявшись, переступают порог. Кто-то из них толчком ноги захлопывает дверь. Они теперь одни во всем мире. Мрак им сопутствует – как благоволит он всякому греху. Что ты стоишь? Раздевайся. И ты. Я уже. Он чувствует на своих губах ее губы, и с обезумевшей головой покрывает быстрыми жадными поцелуями ее тело: плечи, грудь, живот, вожделенное лоно, ноги… Ее пальцы теребят волосы на его голове. Идем. Слабый голос сверху. Идем же. Он спешит вслед за ней, на ходу сбрасывая туфли, срывая рубашку, стаскивая брюки. Разве он мальчик, чтобы не знать, что за этим последует? Разве он хочет? Да. Я хочу. Разве я не знаю, что это грех? Да. Я знаю. Разве я не могу остановиться? Теперь уже нет. Мрачная волна несет с неодолимой силой. Никто никогда его не простит. Даже имени ее называть не буду. Разве он приехал в град Сотников, чтобы соблазниться Олей и с вожделением, страстью, нежностью вдыхать запахи ее плоти, слышать ее любовный лепет и, будто в беспамятстве, шептать в ответ слова, которые похищены им у другой? Разве сладострастие побудило его отправиться на землю предков, землю обетованную? И разве в миг его проклятого упоения, безумной ласки и ее прерывистого долгого счастливого вздоха не опустят долу глаза белый старичок и дед Петр Иванович? Простите меня. Но я бесконечно желаю ее, при этом обращая ваше внимание на близость слов желать и жалеть, из чего следует, что я желаю, жалея, сострадая ее печальному одиночеству, женской тоске и обреченной увяданию прелести. Даже в верном сердце отчего бы не найти крохотное местечко для жалости, которая так похожа на любовь? С первой нечаянной встречи на дощатом тротуаре улицы Калинина она ему приглянулась. Но разве ее он искал с тех пор? Разве с ней домогался встречи? Разве ради нее бродил по городу, вступал в пределы Юмашевой рощи и в монастыре лихорадочно шарил по стенам давно опустевшей кельи? Нет, совсем иная руководила им цель. И раз уж они снова встретились, то не следует ли сослаться на невидимую и неведомую силу, управляющую судьбами? Рок, если желаете. Повсюду страсти роковые. Но в самом деле, он даже не думал о свидании с ней, а увидев ее трогательно-вопрошающий взгляд, обняв и почувствовав ее покорную и радостную готовность, словно бы вдруг и сразу оказался там, где нет ни рассудка, ни долга, ни прошлой жизни, а есть лишь одно слепящее, перехватывающее горло, мучительное желание.