Читать «КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ» онлайн - страница 51

Нам говорили, что хороший солдат страдает молча. Что он скрывает свои чувства кроме чувства ярости и что в конкретной боевой обстановке бывает полезно стать на время безумным.

Но всё это выглядело так, будто солдата заставляли забыть о своей человеческой сущности, умалить её, а мне этого не хотелось.

Дуган говорил, что, в конечном счёте, хороший солдат – это убивающая машина, самая эффективная во всей мировой истории. Солдат знает, как действенно управлять смертью, используя при этом любое оружие – современное или древнее.

Вот только я не хотел становиться хорошим солдатом. Не хотел убивать или быть убитым.

Несмотря на бесконечные недели муштры, некоторым всё ещё трудно было запомнить, где право, а где лево, или, стоя в строю, смотреть прямо перед собой. Поэтому строевая подготовка длилась часами под субтропическим солнцем, и мы снова и снова старались уяснить разницу между командами 'Кру-ГОМ!' и 'Кругом шагом-МАРШ!'.

В конечном итоге, мы научились идти, пока не прозвучит команда 'стой!', и стоять, пока не прикажут идти. Отдавать честь, слегка наклонив правую руку. Уже не требовалось принимать самостоятельные решения. Нас выучили ссать, срать и курить в определённое время.

Мы даже научились говорить 'да', имея в виду 'нет', и отвечать 'спасибо', когда хотелось сказать 'пошёл на хрен'.

– ВАМ ПОНРАВИЛАСЬ ФИЗПОДГОТОВКА СЕГОДНЯ? – спрашивал Дуган.

– Так точно, сержант-инструктор, – отвечали мы хором.

– ХОТИТЕ ЕЩЁ?

– Так точно, сержант-инструктор.

– ВЫ КУЧКА МАНДУШЕК?

– Так точно, сержант-инструктор.

– ОБНИМУ КАК РОДНОГО ТОГО, КТО ПРОБЕЖИТ БЫСТРЕЕ ВАС, КОЗЛОВ!

– Спасибо, сержант-инструктор.

– ВЫ КУЧА ГРЯЗНЫХ ШТАТСКИХ РАЗДОЛБАЕВ, МУДАКИ!

– Спасибо, сержант-инструктор.

Постепенно наши пивные кишки постройнели, и на руках, ногах и груди округлились мускулы.

Дуган советовал не ломать особо голову по поводу нравственности Вьетнамской войны.

– Я знаю : кое-кто из вас ломает голову по этому поводу по ночам, но об этом следует забыть. Все войны безнравственны. Приведите в порядок ваше дерьмо здесь, и, может быть, вам удастся выжить там.

Вспоминая эти слова спустя почти тридцать лет, я думаю, что он был прав.

Каждый день, просыпаясь под звуки горна, я не мог поверить, что нахожусь в армии. Мне понадобились месяцы, чтобы подсознание свыклось с этим фактом. Я открывал глаза и соображал, где нахожусь, пока реальность не врывалась в мои мозги : 'О, чёрт! Да я же в армии!'

Армия считала, что будущим убийцам азиатов нужна религия, поэтому по воскресеньям, хотели мы того или нет, мы обязаны были посещать магическое действо – церковную службу, по конфессиям. Капелланы нудно бубнили тошнотворные проповеди, но я научился с толком использовать это время и, сидя на твёрдой скамейке, дремал.

Если же мы вдруг решали уклониться от проведения воскресного утра в церкви, Дуган был тут как тут.

– В казарму нельзя, солдаты. Это армия. У вас нет выбора. Если я говорю – в церковь, значит, в церковь!

С другой стороны, я был благодарен воскресеньям. Не припомню, чтобы у нас был хоть один выходной в учебном лагере. Для нас строевые сержанты были богами. С понедельника по субботу. Но после церкви остаток дня мы чистили вещи, писали письма, жалели себя и задавались самым грустным вопросом из всех возможных : 'Почему я? Какого чёрта я здесь делаю?'