Читать «И возвращу тебя...» онлайн - страница 112

— Когда-то мне трудно было об этом вспоминать; потом научилась, но все равно не могла говорить без слез… а сейчас вот, как видите, могу даже и пошутить. Знаете почему? Потому что душа — как тело. Постепенно атрофируются разные части — исключительно по причине самосохранения. Мы уже не можем позволить себе слишком сильных переживаний. Родственники часто опасаются передавать нам печальные известия. Опасаются за наше здоровье. Ха! Нет большей глупости, чем эта. В моем возрасте расстраиваются только из-за расстройства желудка…

— А тогда… тогда, когда я родила в аушвицком больничном бараке, и ребенка тут же утопили в бочке, так что он даже пискнуть не успел… тогда все еще было иначе, молодые люди… — Сара задумчиво покачала головой. Глаза ее были сухи, как стоявший вокруг жаркий августовский день. — Но уже тогда я хотела жить. Нигде так не понятна необыкновенная ценность жизни, как там, где она стоит меньше одной-единственной пули…

— У Гили был «синдром Бога», осложненный психозом собственной вины. Она непременно хотела быть наказанной, во что бы то ни стало. Согласитесь, что история моего выживания в Аушвице замечательно подходила для опровержения ее извращенной «божественной» логики…

— Я говорила ей: «Девочка! Тебе выпало такое огромное счастье: у тебя будет ребенок! Ты родишь его не в тифозном бараке, как я, а в белой стерильной палате; ты услышишь его первый крик, его приложат к твоей груди, а не сунут в бочку с мертвой водой, чтобы бросить потом под нары на съедение крысам. Но все это еще не значит ровным счетом ничего. С тобой и с ним в любой момент может произойти самое страшное — и ты имела возможность убедиться в этом на примере своей сестры. И поэтому ты должна охранять его пуще глаза. Его и себя, потому что ты — это еще и твои будущие дети.»

— Я говорила ей: «Ты не виновата ни в чем, так что прекрати думать о наказании и об ответственности. Посмотри — даже Бог не винит себя ни в чем, а уж после Аушвица у Него могли бы быть для этого определенные причины. Но в том-то и дело, что Он не виноват. Жизнь — слишком сложная машина; в ней вечно что-то идет наперекосяк. Смотри на это именно так: твой пьяный и серый город был перекосом, и Синев с профессором Бруком — тоже, и мой Аушвиц. От перекосов надо беречься, это верно; их не было бы, если бы машина была попроще — это тоже верно… но была бы она такой прекрасной, если бы стала попроще?»

Сара замолчала, но ее губы продолжали беззвучно шевелиться, приводя все новые и новые аргументы в пользу этой ужасной и ослепительной жизни. Берл осторожно перевел дух. Колька тоже молчал, потупясь и свесив руки между колен. В кроне дерева над ними заговорили птицы; мимо проехал инвалид на коляске с моторчиком.

— Трудно было оспаривать такие сильные аргументы, не правда ли, молодые люди? — воскликнула наконец Сара, сияя бодрой улыбкой. — Конечно! Особенно, если повторять их по нескольку раз в неделю. Кроме того, не забывайте, что у меня был сильный союзник, который стучал в ее живот изнутри. Вернее, союзница. Маленькая Вики. Она-то и решила исход дела. После родов Гили начала говорить и говорила уже без остановки. Мне оставалось только слушать и кивать.