Читать «Годы войны» онлайн - страница 249

Василий Семёнович Гроссман

Подруги завидуют, что нам выпало перевязывать раны.

Папа пишет — служи честно, возвращайся домой с победой (он врач-ветеринар).

А мама пишет такое, что прочитаешь, и сразу слезы текут…»

Клава Копылова — машинистка.

«Я пишу боевой приказ, тут меня завалило, лейтенант кричит: „Живы?“ Меня откопали, и я перешла в следующий блиндаж — опять меня засыпало, меня снова откопали, и я снова стала печатать и допечатала.

Если я останусь жива, я это никогда не забуду. Ночью бомбят, меня разбудили, в блиндаже все члены партии, меня поздравили так тепло и хорошо. 7-го ноября мне вручили партбилет. А фотографировалась несколько раз для партбилета, и все мины били.

Если день тихий, то мы поем и танцуем („Петлицы“, „Синий платочек“)».

Читала «Анну Каренину» и «Воскресение».

Леля Новикова, сандружинница:

«Галя Титова перевязывала, но не вытаскивала — сильно стреляли; бойца убило, а ее ранило. Она встала во весь рост и сказала: „До свидания, девушки“ — и упала. Мы ее похоронили.

Хотя я немецкий знаю, но с пленными не говорю — не хочется даже с ними говорить.

Мой любимый предмет — алгебра.

Мне хотелось поступить в машиностроительный институт.

Из 18 девушек-санитаров осталось нас только трое.

Мы хоронили Егорову Тоню. После первого дня боя у нас не стало двух девушек. Мы встретили старшину, и он сказал, что Тоня умерла у него на руках, со словами: „Ой, я умираю, мне больно, не знаю, это мои ноги или нет?“ Он сказал: „Твои“. Два дня нельзя было подойти к танку, потом мы подошли — она лежит в окопе. Мы ее убрали, положили платок, кофточкой закрыли лицо. Плакали. Была я, Клава Канышева, Клава Васильева — их обеих нет уже.

В резерве мы жили с бойцами недружно — проверяли их на вшивость и ссорились все время.

А сейчас бойцы говорят: мы нашим девушкам очень благодарны. Письма получали от старшины роты ПТР.

Мы шли со взводом в атаку, ползли по-пластунски, рядом. Поили, кормили, перевязывали под огнем.

Мы оказались выносливее бойцов, еще подгоняли. Ночью дрожишь, вспомнишь дом и думаешь: „Эх, вот домой бы теперь“».

Переправа

Ворон на льдине, матрос в тельняшке. Старик капитан со звездой, мальчишки с медалями. Дед шумит.

Идут войска. Веселее. «Эх, дойти до Киева, до Шепетовки.» Другой: «Эх, мне бы до Берлина!»

Батальон Бабаева, замест. Матусовский. Ком. полка Бурик.

В 12 ночи третья и четвертая роты подошли к румынам на 50 метров, слышали речь. Утром сигнал трассирующей пулей. Роты бросились в атаку и заняли дот и блиндаж. После этого артподготовка, мины.

Танки пошли справа (давили наших, многие сели на броню, многие бежали за танками). Первыми ворвались на высоту Матусовский, мл. лейтенант Жебровский. Сотский. Бойцы — Фомин, Додокин, всего 12 человек.

Матусовский и Жебровский уничтожили весь расчет тяжелых пушек.

Командир 4-й роты лейт. Макаров, ком. 5-й роты лейт. Елкин.

Боец Власов. Ст. сержант Кондрашев ворвался в дот, стал бить румын прикладом. Забрал их в плен.

«Тов. Ортенберг, завтра предполагаю выехать в город — думал сесть писать большой очерк, но понял, что придется отложить писание и некоторое время посвятить собиранию городских материалов. Так как переправа теперь вещь довольно громоздкая, то путешествие сие займет у меня минимум неделю. Поэтому прошу не сердиться, если присылка работы задержится. В городе предполагаю беседовать с Чуйковым, командирами дивизии и побывать в передовых подразделениях. Одновременно хочу вам сказать, что примерно в январе мне нужно будет побывать в Москве — если сможете вызвать меня, премного буду вам благодарен. Дело в том, что я чувствую некоторую перегруженность впечатлениями и переутомление от трехмесячного сталинградского напряжения.

Если поездка моя в город сопряжется с какими-либо печальными неожиданностями — прошу вас помочь моей семье.

Вас. Гроссман.»