Читать «Искушение ворона» онлайн - страница 141

Дмитрий Вересов

Георг Делох любил новгородскую иконописную школу больше московской. Он признавал, что она уступает среднерусской в гармонии, свете, образности, но ценил ее за простоту, конкретность мышления, строгость и мужественность. Может, потому что сам был лишен таких черт.

Профессор не часто посещал церковь, но каждое воскресенье он заходил в заветную комнату, садился перед иконостасом своей коллекции. Открывал какую-нибудь старинную книгу, например «Ерминию, или Наставление в живописном искусстве, составленное иеромонахом и живописцем Дионисием Фурноаграфиотом», и читал вслух, сперва еле слышно, потом вдохновлялся, голос его крепчал и возносился к потолку. Словом, происходило то же, что и на лекции, только слушателями были святые угодники.

Особенно любил Делох читать молитву иконописцев: «…Сам, Владыко, Боже всяческих, просвети и вразуми душу, сердце и ум раба Твоего…» Здесь профессор произносил свое имя, скромно понижая голос. «…И руки его направи, во еже безгрешно и изрядно изображати жительство Твое, Пречистыя Матере Твоея, и всех святых…»

Георг Делох никому не завидовал, ничего от жизни большего, чем имел, не просил. Но иногда представлялась ему как бы другая его жизнь, келейная, освещенная постоянным внутренним подвигом. Жизнь иконописца или богомаза.

Так он и проводил свои воскресенья в этой комнатке наполовину молясь, наполовину мечтая.

Но даже чудак, всю свою жизнь стремящийся к одиночеству ради служения науке, рано или поздно начинал выть на луну. Масутацу Ояма во время своей знаменитой аскезы в горах радовался даже лаю лисиц. А через год вернулся к людям, его окружили преданные ученики, близкие люди.

Георг Делох был одинок среди людей. Профессура считала его неакадемичным, студентам было не скучно на его лекциях и легко на экзаменах. Не более того. А вообще-то и те, и другие считали его чокнутым фантазером, случайные же собеседники – просто чокнутым.

Один только человек отнесся к нему серьезно. Питер Дубойс…

Тот самый его незримый друг-собеседник, которому Делох зачитывал вслух какие-то места из только что прочитанного. С ним он мысленно обсуждал собственные мысли… Агент ФБР. Криминалист. Полицейский… Какая разница! При первой же беседе с молодым человеком Делох узнал родственную душу. Из Питера получился бы хороший философ, филолог, литератор… Он чувствовал слово, мысль, образ. Нет, Георг Делох понимал, что Дубойс искал в словесной ткани свое, какие-то невидимые следы нестандартного преступления. Видеть в криминальном деянии мистическую, мифическую подоплеку! Тут нужен необычный талант…

Как обрадовался Делох его первому звонку. Питер спешил поделиться новой идеей об Омфале и Геракле. А потом звонил сам профессор, в последний момент сообразив, что в Америке глубокая ночь. Но Питер, дружище, ни разу не сорвался, не упрекнул старого идиота за неудачные, бестактные звонки. Он тут же подхватывал идею. Питер Дубойс не считал его душевнобольным. Он тоже умел мыслить мифическими образами! И как они друг друга понимали! С полуслова. Вдвоем парили в эмпиреях, как старый Дедал с юным Икаром. И вдруг Дедал обернулся: он один, Икар исчез бесследно.