Читать «Клоунада» онлайн - страница 106
Уолтер Саттертуэйт
— Соседи из соседней квартиры услышали, что играет пластинка. Музыка смолкла после восьми часов.
— У нее был патефон с ручным заводом?
Моррэ нахмурился, и Ледок повторил вопрос по-французски.
— Qui, — сказал он.
— Они больше ничего не слышали? Голоса, например? Может, у нее в квартире кто-то был?
— Non, — ответил Моррэ. И, обращаясь к Ледоку, продолжал.
— Он говорит, что квартира была хорошая. Недалеко отсюда, толстые стены. Они никогда не слышали голосов, даже если к мадемуазель Лавинг приходили гости. А музыку они слышали только потому, что иногда она включала ее слишком громко.
Ледок еще о чем-то спросил Моррэ и выслушал ответ.
— Я спросил его про консьержку. В большинстве жилых домов в Париже есть консьержки, они управляют домом и следят за парадной дверью. В основном это женщины. В доме, где жила мадемуазель Лавинг, тоже есть консьержка. Но Моррэ говорит, что она пьянчужка. Ее часто не бывает на месте, она уходит к себе в квартиру, а иногда спит прямо в своей конторке. Кроме того, в этом доме есть черный ход, мадемуазель Лавинг, бывало, им пользовалась.
— Значит, кто-то, — сказал я Моррэ, — вполне мог подняться в ее квартиру незамеченным?
— Qui, — подтвердил он. Повернулся к Ледоку и снова заговорил по-французски.
Ледок перевел:
— Но полиция уверена, что она умерла в результате несчастного случая, от передозировки. После осмотра тела они решили, что она умерла примерно в то время, когда перестал играть граммофон. Ближе к девяти, а не около восьми.
Я открыл было рот, но Моррэ меня перебил. Ледок выслушал его.
— Он говорит, что все любили мадемуазель Лавинг. Единственным человеком, кто мог ей навредить, единственным в мире, была она сама.
Я повернулся к Моррэ.
— Какую пластинку она поставила на граммофон? — Мне, в сущности, незачем было это знать. Просто любопытно.
Моррэ печально посмотрел на меня.
— Своя собственная запись. Песня, которую она любить. «Прощай, дрозд». — Он опустил глаза и глубоко, прерывисто вздохнул. — «Утоли все свои заботы и печали», — проговорил Моррэ и замолчал, крепко сжав губы. Его напрягшееся лицо словно бы выдавило одинокую слезу, и она прокатилась по щеке.
— Полиция уверена, — сказал Ледок.
— А я нет, — сказал я.
Мы шли по улице Одеон вниз, поодаль от серого здания театра в сторону шумного бульвара Сен-Жермен.
— Я тоже, — сказал Ледок. — Уверен, смерть этой женщины пришлась по времени очень кстати, чтобы быть случайной, но взгляните, это Джеймс Джойс.
Он кивнул в сторону высокого мужчины, вышедшего из книжного магазина на другой стороне улицы. Он был такой худой, что казалось, его сложили из одежных вешалок. На нем был темный костюм и бабочка, а под левым стеклом очков черная повязка. Над двойной витриной магазина красовалась вывеска: «ШЕКСПИР И КОМПАНИЯ».
— Он ирландец, — сказал Ледок, — и, кажется, самый талантливый из всех писателей, осевших в Париже. Он написал книгу под названием «Улисс», довольно скандальную, но замечательную. Блестяще написана и очень умно.
— У Сибил Нортон есть экземпляр, — заметил я. — Видел у нее в квартире.