Читать «Опоенные смертью» онлайн - страница 24

Он шел за ней, не замечая, в какие переулки сворачивает, куда вообще идет. Было темно, но он не спотыкался. Он словно не чуял земли, как заколдованный. А она, петляя, завела его за дощатый забор в какой-то незнакомый безлюдный двор дома на капитальном ремонте. Дом был пуст. Пуст настолько, что не было в нем ни рам, ни перегородок, ни перекрытий, ни шорохов. Зловещая тишина. Зловещие провалы окон зияли как врата ада. Множество врат — и все притягивали взгляд своим пристальным вниманием.

— Объективность потерял?.. — она обернулась к нему резко и прижала к стене. — Объективность? Да ты давно её потерял! Понял?! Ты все потерял. Ее классически правильное лицо напоминало мраморную статую при свете факела в ночи, статую, которая зверски ненавидит тебя живого, за то, что тебе не постичь, за то, что ей ничего не изменить. Глаза казались такими же повалами окон, за которыми зияла пустота, всепоглощающая роковая пустота.

Он почувствовал, как руки её скользят по его пуговицам и, задыхаясь, пролепетал:

— Не-е… я жене не изменяю.

— А я не хочу изменять себе, — прошептала ему на ухо Алина, возбуждающе щекоча ушную раковину мягкими губами.

"Сволочь! Сволочь! — все разрывалось в ней. — Все вы сволочи! Тоже мне, короли мира, старающиеся не терять какую-то там объективность! Да что это за люди такие, которые свои выпирающие наружу придатки называют своим "мужским достоинством!" И носятся с этим, как действительно с достоинство: я, мол, ту хочу, эту не хочу, на ту встает, а вот эту люблю. Жене он, видите ли, не изменяет — слюнопускатель! Весь уже в пузырях слюнявый! А я!.. Я умираю — при всем при этом — от болезни монашек! А он: "не-е…" блеет как козел, — ты не такая!" Не изменяет он. Достоинство бережет, на всех не тратит. Боится, сволочь, кабы чего. Вот я сейчас тебя, как последнюю бабу изнасилую!"

Он знал её десять лет! Но знание одного мгновения было ошеломляющим. Плотно прижав его к шершавой кирпичной стене, она наскочила на него, крепко зажав между бедер. Сексуальное напряжение было не просто сексуальным, а тем самым, которое наступает у мужчины в момент сильнейшего напряжения всего организма, когда он находится в опасности, когда в сопротивлении, борьбе противостояния.

Все что она не делала, любим своим движением, она унижала его. Но он не мог её оттолкнуть. Руки висели, как плети. Он не мог убежать — спущенные брюки не давали возможности двинуться. Впрочем, если бы ему не мешали эти путы, он все равно не смог бы ничего изобразить, кроме бега на месте. И вдруг — все кончилось.

Она отскочила от него, он увидел, как спокойно и деловито она отряхивает длинную юбку, стряхивает с ноги белые трусики. Они взлетели и опустились на черный холм строительной грязи намокшим в одночасье печальным мотыльком, который больше никогда не взлетит. Но он не мог ещё и двинуться, когда Виктория пошла от него прочь.

— Но… я… я ещё не кончил, — робко пролепетал он.

В полутьме, он увидел, как она резко расправила плечи, и остро льдинками в сердце резанул отблеск её взгляда.