Читать «Инспектор Золотой тайги» онлайн - страница 174

Ганскау внимательно посмотрел в ссутулившуюся спину золотопромышленника и, не дождавшись ответа, продолжил:

– А потому, что люди умели отстаивать наследственные или благоприобретенные привилегии. Власть имущие — власть, состоятельные — состояния. И при этом вовсе не обязательно всем браться за оружие,— оно у каждого свое. Скажем, у меня это — шашка и пистолет, а у вас с господином Ризером — нечто другое.

– Считайте, что вы меня убедили, капитан,— глухо проговорил Жухлицкий и снова поднял к глазам бинокль.— Ишь расхаживают, сволочи, будто и впрямь хозяева!.. Нет, я предпочитаю взорвать мою драгу, нежели допустить, чтобы она работала на этот сброд!

– Вы правы,— поддакнул Ганскау.— Только зачем же непременно взрывать? Разве вы не надеетесь вернуться сюда на белом коне и примерно наказать смутьянов? Поверьте, ваша драга еще послужит вам. А пока, полагаю, лучше сделать так, чтобы она временно вышла из строя. Возможно это?

– Разумеется,— отозвался Жухлицкий, прижимая к глазам бинокль.

Солнце уже село. Река помрачнела. Надвигающийся сумрак, съедая подробности, сплавил драгу в нечто массивное, темное, чугунное. От нее по свинцовой воде медленно удалялась лодка.

– Можно, можно…— задумчиво повторил Аркадий Борисович и опустил бинокль, продолжая, однако, глядеть в окно.

Выразив надежду еще побеседовать за ужином, Ганскау вышел. За окнами смерилось, и в кабинет вступила ночь, а Жухлицкий все стоял, устремив невидящий взор на размываемую темнотой драгу.

Несколько лет назад горный инженер Витальский, подводя итоги своих геологических исследований в Золотой тайге, написал: «Мы видим, что золотопромышленность, еще до нас названная «кустарной», влачит здесь жалкое существование. Производительность многих приисков не превышает одного фунта золота в год, и существуют они, главным образом, побочными промыслами, преимущественно торговлей и пушниной. Только лишь применение машинной работы, начало которому положил единственный здесь крупный золотопромышленник А. Б. Жухлицкий, дает толчок к развитию золотопромышленности на капиталистических началах, будущее которой, по всем данным, обеспечено». Трудно теперь сказать, что побудило тогда Аркадия Борисовича воспринять эти слова как некий карт–бланш на будущее. Но, увы, было такое чувство, было, и горный инженер Витальский, кстати говоря, очень толковый инженер, казался ему в ту пору чуть ли не социальным пророком. А оснований к тому хватало. Особенно в три последних предреволюционных года, когда Золотая тайга, словно желая вознаградить на прощанье, с невиданной щедростью одарила своих хозяев: в четырнадцатом году здешние прииски дали тридцать семь пудов металла, в пятнадцатом — сорок один пуд, в шестнадцатом — пятьдесят пудов. Львиная доля добычи падала, конечно, на прииски Аркадия Борисовича. Но и другим досталось немало. Помнится, трусоватый Бляхер на Совете съезда золотопромышленников в сентябре шестнадцатого года в Баргузине ходил сам не свой и всем и каждому шептал, что подобная удача не к добру. Нашептал, скотина,— верно ведь, ничем хорошим этот разгул везения не кончился. Вслед за шальными пудами золота явились турлаи, окружные инженеры, изменившие своему сословию, и прочая нечисть. Но Аркадий Борисович, не в пример, скажем, Бляхеру, был далек от того, чтобы из трехгодичного обилия добычи непосредственно выводить возникновение Таежного Совета. Он вывел другое: Золотая тайга выдыхается; золотое трехлетие накануне государственного переворота являлось ее предсмертным пароксизмом. Надеяться не на что. Ждать, кроме еще большего грабежа, нечего. Надо спасать то, что есть, до чего еще не дотянулись мозолистые лапы «пролетариев всех стран». В конце концов, на Чирокане и вообще на России свет клином не сошелся. С его–то миллионами можно безбедно жить и ворочать делами в любой стране, где уважают людей с деньгами.