Читать «Страницы воспоминаний» онлайн - страница 8

Мальчишкой Муля воспитывался в малаховской детской трудовой «коммуне», где в начале двадцатых преподавал Марк Шагал. Сколько любителей прислоняться к именам знаменитостей живописно повествовали бы об этом факте при каждом удобном случае! Но даже люди, общавшиеся с Мулей много лет, о сложной детдомовской судьбе его и о «причастности», пусть приблизительной, к образу великого Мастера узнавали случайно. Ну, а к образованию высшему Муля приобщался в легендарном довоенном ИФЛИ (Институте философии, литературы, истории, потом почему-то ликвидированном: может, слишком уж много даровитых и опасных «умников» из него вышло). Муля учился с Давидом Самойловым, Юрием Левитанским, Семеном Гудзенко, Сергеем Наровчатовым, Эмилем Кардиным, Еленой Ржевской, известным философом и социологом Григорием Померанцем… Мог бы вспоминать об этом на всех литературных углах и перекрестках, гордиться младыми своими «связями». Но нет… Впервые о том, что он был студентом престижнейшего института в таком окружении, я узнал от Семена Гудзенко:

— Тихий был, а на фронт отправился добровольцем…

Таким образом, про фронтовую Мулину биографию я тоже впервые услыхал не из его уст. А он на мои восклицания отреагировал так, как продиктовал ему характер:

— Да что тут особенного? Разве мало их было, добровольцев?

— Во-первых, не так уж и много, наверно… А во-вторых, ты, говорят, был под Старой Руссой серьезно ранен?

— Да что тут… Мало ли их, раненых, было… Главное, что не убит…

Однажды Константин Георгиевич Паустовский, прочитав блистательное эссе Лидии Корнеевны Чуковской о редакторском искусстве (потом эссе продолжилось и стало книгой), сказал: «Лидия Корнеевна, как обычно, права: редактор не имеет права быть поучителем и диктатором — его предназначение быть умным и тактичным советчиком. Ну а если ум и такт отсутствуют, отсутствует и право редактировать…» Муля Миримский был одним из самых тактичных и проницательных редакторов, которых я знал. Мне не повезло: в «выходных данных» моих книг он редактором, увы, не числился, но весьма уважаемые авторы мне не раз говаривали: «Этот сюжетный ход подсказал Муля…», «От психологических неточностей меня уберег Муля…». А уж за произведения, в которых он был уверен, редактор Миримский, при всей негромкости своего голоса, сражался мужественно и до конца. Да и вообще… Я не всегда бываю согласен с еще одним афоризмом, принадлежащим тоже писателю-мудрецу: «Как поведет себя человек в трудную минуту, можно узнать только в трудную минуту». Я безошибочно мог предсказать, как поведет себя редактор Миримский в трудные минуты, которые столь щедро дарила нам пора необъятных цензорских полномочий. Он ни разу не оставил беззащитным, один на один с цензурой произведение, которое, по его редакторскому убеждению, обязано было явиться к читателям.