Читать «Робинзоны студеного острова» онлайн - страница 3

Наступала любимая всеми архангелогородцами белая ночь. Солнце опустилось за горизонт, оставив над собой широкую полосу заката. Было светло как днем, но это был какой-то особый, не дневной свет. С одного из пароходов доносилась тихая музыка…

Раньше в эту пору набережная была заполнена молодежью, много было и пожилых людей, которым не давала спать белая ночь. Теперь только несколько парочек гуляло вдоль крутого берегового откоса, да иногда проходили патрульные солдаты и краснофлотцы.

— Хорошо здесь. До утра бы не уходил, — задумчиво сказал Боря.

Я посмотрел на него: моего всегда бойкого ершистого товарища было не узнать, он казался совсем другим — тихим и мечтательным.

— «До утра», — заворчал я на него, — утром будет у нас с тобой хлопот полон рот. Раз уж решили ехать, надо добиваться своего. Так что пойдем-ка лучше, Боря, спать.

Когда я подходил к дому, птицы со всех сторон, будто соревнуясь друг с другом, уже приветствовали восход солнца.

Мама еще не ложилась спать, дошивала платье тете Кате с первого этажа. Тетя Катя работала поваром в столовой, в продуктах особенно не нуждалась и могла дать за свой заказ полкило хлеба.

— Ты что так поздно? — всполошилась мама. — А у меня уж все сердце изболелось. Спать не могу — все жду тебя.

Я пробормотал что-то нечленораздельное, все еще обижаясь на нее за то, что не разрешила мне поступить в экспедицию.

Мама, видимо, поняла мое состояние. Она бросила шитье и задумалась. Я заметил, как слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам.

— Мама, не плачь! Мама! — гладил я ее по заметно поседевшим волосам и сам чуть не плакал от любви и жалости к ней. Ведь она извелась вся, похудела: ночей недосыпала — все шила, чтобы заработать на лишний кусок хлеба для меня. А я? Нагрубил ей сегодня, ушел, хлопнув дверью…

А мама все плакала и говорила сквозь слезы:

— Поезжай, Коля. Поезжай, если уж тебе так хочется. Только ведь я за тебя же боюсь. Там море, скалы — все может случиться.

Я чуть было не отказался от своего замысла из жалости к ней, но пересилил себя…

На другой день с утра мы пришли в домоуправление, чтобы заверить разрешение на поездку. Там уже был Боря со своей матерью (уговорил все же!). Как только старый неразговорчивый домоуправ поставил печать на наши бумаги, мы оставили матерей разговаривать друг с другом, а сами поспешили в районную поликлинику — надо было добывать справку о состоянии здоровья.

Здесь едва не вышла осечка. Женщина-врач заставила нас раздеться по пояс, внимательно слушала через свою трубочку.

— Дышать глубже! Не дышать! Дышать! — резко командовала она. Мы старались.

— На работу поступать думаете? — спросила она после осмотра.

— Да, на время каникул, — ответил я.

Врач с сомнением покачала головой и тихо сказала своей помощнице:

— У обоих дистрофия.

Это слово мы хорошо понимали. Дистрофик — значит, истощенный, доходяга.