Читать «От часа тьмы до рассвета» онлайн - страница 144

Вольфганг Хольбайн

С явно видимым, несмотря на закрытое лицо, отвращением одна из сестер в зеленом халате протянула Элен скальпель, который Элен приставила к своему обнаженному тем временем животу. Она сделала надрез, и мне стало дурно до тошноты. Я не хотел, не мог видеть, что она будет делать дальше, и закрыл глаза. Но даже простое представление того, как Элен оперирует сама себя, было едва ли легче перенести, чем наблюдать происходящее дальше, и словно в наказание за то, что я закрыл глаза, к изображению на картинке монитора прибавился еще и звук. Сначала раздался какой-то электрический треск, а затем я услышал напряженный голос Элен.

— Я облитерирую мелкие кровотечения, — решила она.

В ужасе я снова посмотрел на монитор. Она действительно сделала это! Элен собственноручно надрезала себе живот примерно на десять сантиметров. Из зияющей раны сочилась густая кровь, а молодая докторша была бледная как мел. На лбу у нее выступил холодный пот, и я видел, как слегка дрожали ее руки. Но она не сдавалась, она не пыталась смотреть в сторону, а очень внимательно наблюдала за каждым своим движением, глядя в зеркало, которое стояло прямо перед ней.

— Пожалуйста, электрокоагулятор, — тихо сказала она.

Одна из закутанных фигур протянула ей какой-то прибор, который выглядел как тонкий голубой карандаш. Из его заднего конца вел электрический провод, исчезавший где-то за спинами докторов и медсестер. Рыжеволосая докторша провела этим карандашом по краям раны, и ей даже удалось на время этой процедуры полностью остановить дрожь в своих руках, но на ее лице были явственно написаны страх и ужас. Одна из сестер подошла к ней ближе и вытерла пот у нее со лба ватным тампоном. Качество изображения на мониторе, по которому я следил за происходящим, было исключительно великолепным. Я мог различить даже складочку напряжения, образовавшуюся на переносице Элен.

Докторша отложила странное устройство, которым она обработала края надреза, и взяла что-то, что выглядело как гигантский пинцет. Она осторожно погрузила его глубоко в брюшную полость. Из громкоговорителя под монитором было слышно тяжелое дыхание. Перчатки телесного цвета, надетые на руки Элен, были темные от крови и неприятно контрастировали с почти белым цветом ее кожи. Она все еще манипулировала похожим на пинцет инструментом в огромной открытой ране, которую она сама разрезала скальпелем. Врачи и медсестры, полукругом обступившие ее, молча наблюдали за ее действиями.

Я не был уверен, удивляться ли ее мужеству и стойкости, или презирать ее за бессмысленное ухарство, с которым она, будучи опытным хирургом, решилась на подобную операцию на своем собственном теле. В любом случае мне было невыразимо дурно, и желудочный сок, поднявшийся по пищеводу, больно жег мое горло. Что, черт возьми, может заставить человека, хотя бы даже и медика, делать операцию у себя в животе? Неужели ее профессиональная гордость зашла так далеко, что она не могла никого другого подпустить к своему телу, или страх заставил ее поступить именно так? Или то, что я сейчас видел перед своими глазами на мониторе, было вариантом медицинского харакири? А может быть, все вообще по-другому, и профессор Зэнгер что-то с ней сделал? Может быть, он угрожал ей. Но если это так, то что могло быть настолько ужасным, чтобы она предпочла такую мученическую смерть, чем те последствия, которые ее ожидали?