Читать «Семидесятые (Записки максималиста)» онлайн - страница 33

Марк Поповский

Вторая женщина, которая читает стихи рядом со мной, — инженер из Луганска. Она прочитала воспоминания Миндлина о Волошине и тоже специально приехала в Коктебель познакомиться с Волошиным. Она решила задержаться на 10 дней тут, чтобы успеть переписать его стихи. Давно уже дела людские так меня не радовали. Человек едет за словом, ищет слова правды. Это почти недостоверно прекрасно.

5 сентября

Я выступил в доме Волошина с чтением глав из книги о Вавилове. Слушало человек 20, в основном люди мне неизвестные, вероятно, друзья вдовы Волошина Марии Степановны. Сама она сидела в кресле прямо напротив меня. Никогда прежде не бывал в доме Волошина ночью. Свет погашен и только на столе передо мной — яркая лампа. Мастерская в таком освещении выглядит особенно волнующей, таинственной. Слушали два с половиной часа, затаив дыхание. Но разницу в восприятии все-таки уловить удалось. Одни взволнованно жали руку, говорили, что это им важно, нужно. Виктор Андроникович Мануйлов, сам историк с большим опытом собирания и сохранения духовных богатств, сказал мне: "Это значительно!" Но были и такие, кто постарался показать во время чтения, что книга им не интересна, позиция автора чужда (поэт Хрустов и др.). Ну, что ж, обнажая столь жгучие и драматические страницы Истории, было бы странно не встречать врагов правды. Горькая, неприятная, обвиняющая, она, эта правда, воистину колет глаза кое-кому. Особенно резко разошлись слушатели, когда я в конце стал говорить о вине поколения Вавилова, и о его собственной вине. Пожилые, вслед за Марией Степановной, заявили, что о вине Н. И. говорить нельзя, но молодежь соглашалась со мной. Да, то поколение не сможет уже признать себя виноватым. Всегда хочется думать, что зло вне нас. Надо родиться потом, чтобы эту трагическую вину увидеть, понять и спокойно взвесить на исторических весах.

10 сентября

Ездили в Старый Крым на экскурсию. Домик Александра Грина спартанская, почти нищенская обстановка. Писатель умирал в бедности — его не печатали. Друг жены Грина, Нины Николаевны, Юлия Александровна Первова, биолог из Киева, рассказывала: в 1941 году Нина Николаевна осталась с умалишенной матерью в Ст. Крыму после прихода немцев (эвакуации организованной тут не было). Чтобы прокормиться, она вынуждена была поступить корректором в типографию немцев. За это ее после возвращения наших осудили и продержали в лагере 10 лет. Вернувшись, она попыталась восстановить дом, где в 1932 году умер ее муж — Александр Грин, сделать в нем музей. Но дом принадлежал первому секретарю райкома партии, некоему Иванову, который использовал его в качестве курятника. Четыре года продолжалась борьба одинокой женщины против всесильного Иванова. Он поочередно отметал все распоряжения сверху, вселял в домик Грина районный архив, директора школы. Он клялся, что Грин, о котором в Литературной энциклопедии сказано, что он — реакционер и чуждый элемент, никогда не будет иметь в Ст. Крыму музея. Шестнадцать инстанций занимались этой проблемой. Домик удалось отстоять, отремонтировать. Старая женщина, получающая пенсию 21 рубль в месяц, жила в домике и несколько лет принимала ежедневно до ста экскурсантов. Местные власти клеветали на жену Грина, распускали слухи, что она бросила мужа за два года до его смерти. Когда же она умерла (в сентябре 1970 г. на 76 году жизни), то три дня тело ее лежало в доме, но местные власти не давали разрешения на похороны Нины Николаевны в ограде, где были уже похоронены ее муж и ее мать. В отместку за спасение памяти выдающегося писателя его жена была брошена в яму на краю деревенского кладбища.