Читать «Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм» онлайн - страница 44

Иван Терентьевич Стариков

И вдруг она остановилась, пораженная и испуганная: из за угла со стороны сельсовета выходила цепочка инвалидов. Впереди шел в офицерском кителе человек без ноги, он шел, опираясь на костыли. На его груди сверкали медали и орден Красной Звезды. А за ним, постукивая палочкой о дорогу, шел Савва Затишный в черных очках, и рядом с ним — мощная фигура Бориса Латова! Это невиданное зрелище: Борис идет смирно в ряду с калеками войны! Потом она увидела Устина Орищенко, Гречаного, Поричного. Шла в ряду со всеми и Ольга Коровай. А в конце шествия тарахтела мотоколяска Тимофея Потурнака. И все при орденах, и все приодеты в чистое. В чистое, но не новое — в старое и выношенное, и от этого было еще горше смотреть на эту жалкую кучку людей.

Пронова схватилась костлявыми руками за седую взлохмаченную голову и закричала. Ее крик был криком отчаяния и беды и, казалось, пронесся словно черный столб смерча через все село. И как только эхо ее крика закатилось куда-то в степь, так послышался стук протезов и стук костылей, слабый перезвон металла наград, покашливание да трудное дыхание идущих по пыльной сельской улице. Жуткая процессия двигалась медленно, и было такое впечатление, что идут люди в своем последнем параде. Кто в селе не знал их, инвалидов, каждого в отдельности? Наверное, знали все. А вот вместе их еще не видели. И поэтому от двора ко двору понеслось-полетело: инвалиды идут! И этот возглас возвращал память людей в прошлое, когда кончилась война и все ждали своих воинов — кого из действующей армии, кого из госпиталя, кого из плена. Слова «Инвалиды идут!» звучали с потрясающей силой. И как прохладный ветер с моря остужает разгоряченное тело и наполняет свежестью дыхание, так и это событие пронеслось очистительным, вызывающим милосердие ветром. Настежь раскрывались окна и двери, народ выходил на улицу. Женщины стояли, пригорюнившись и подперев пальцами щеки, а дети бежали следом за вереницей старых воинов, убеленных сединами и украшенных блеском наград. Мальчишкам особенно было интересно: ведь они раньше не видели орденов и медалей у дедов их села. И никто в селе вовсе даже не предполагал, что у того же матроса Бориса Латова может быть три ордена и пять медалей!

Шли бывшие воины по селу, держали они путь к колхозной конторе, тихо переговариваясь между собой, и вроде совсем не замечали, что делается вокруг них. Правда, они дивились, что возле правления уже собрался народ — возбужденный, ожидающий, настороженный. Люди, которых все считали просто калеками, предстали в ином виде! Незаметно на лицах булатовцев улыбок, не слышно было насмешек, наоборот, в каждом взгляде притаилась незнакомая, а может, уже забытая задумчивая грусть, размышление над своей собственной жизнью. Слышались вздохи, какая-то из женщин всхлипнула. И не в одном сердце шевельнулось: рядом живем и не знаем, каково им, этим нашим старикам-инвалидам? И не одной женщине подумалось: здоровые, молодые мужики пьют водку, ленятся работать, растаскивают потихоньку колхоз, а эти вот, забытые и забитые, наверное, горюют при виде всего, что делается в селе. И каково им, построившим и отстоявшим на войне ее, эту жизнь, видеть все в таком состоянии. И какой бы она ни была раньше, но то была их жизнь, и она была для них трудной, но понятной — они преодолевали трудности и недостатки, переносили голод и выстояли в войне, жили с надеждой на лучшие времена. Как им понять нынешние недостатки, и отверженность, и всякие иные трудности? Неужели нет даже надежды и нечего ждать?