Читать «Лирика» онлайн - страница 28

Франческо Петрарка

Иная: терн, репей велит мне эта

Кривым серпом жать с каменного склона.

Олива сохнет. Для русла иного

С Парнаса ток течет, а им когда-то

Она жила, ему цвела богато.

Злой рок таков иль за вину расплата

Бесплодье, коль Юпитерово слово

Мне в милость не пошлет дождя благого.

CLXVII

Когда она, глаза полузакрыв,

В единый вздох соединит дыханье

И запоет, небесное звучанье

Придав словам, божественный мотив,

Я слушаю – и новых чувств прилив

Во мне рождает умереть желанье,

И я реку себе: "Когда прощанье

Столь сладко с жизнью, почему я жив?"

Но полные блаженства неземного

Боятся чувства время торопить,

Чтоб не лишиться сладостного плена.

Так дни мои укоротит – и снова

Отмеренную удлиняет нить

Небесная среди Людей сирена.

CLXVHI

Амур приносит радостную весть,

Тревожа сердце мысленным посланьем,

Что скоро сбыться суждено желаньям,

Когда смогу я счастие обресть.

В сомнениях – обманом это счесть

Иль радоваться новым обещаньям,

И верю и не верю предвещавьям:

Ложь? правда ли? – чего в них больше есть?

Тем временем бессильно скрыть зерцало,

Что близится пора – заклятый враг

Его посулам, и моей надежде.

Любовь жива, но юность миновала

Не только для меня, – печальный знак,

Что счастье много призрачней, чем прежде

CLXIX

Лелея мысль, что гонит одиноко

Меня бродить по свету, я грущу

О той, кого мучительно ищу,

Чтобы, увидя, каяться глубоко.

И вот опять она чарует око.

Но как себя от вздохов защищу?

Та, перед кем душою трепещу,

Амуру недруг и со мной жестока.

И все же, если не ошибся я,

То проблеском живого состраданья

Согрет ее холодный, хмурый взгляд.

И тает робость вечная моя,

И я почти решаюсь на признанья,

Но вновь уста предательски молчат.

CLXX

Перед чертами добрыми в долгу,

Я верил столько раз, что я сумею

Смиреньем, речью трепетной моею

Дать бой однажды моему врагу.

Надеялся, что страх превозмогу,

Но всем благим и злым, что я имею,

И светом дней, и смертью связан с нею,

Увижу взор ее – и не могу.

Я говорил, но только мне понятен

Был мой бессвязный лепет – ведь недаром

Амур в немого превратил меня;

Язык любови пламенной невнятен,

И тот, кто скажет, как пылает жаром,

Не знает настоящего огня

CLXXI

В прекрасные убийственные руки

Амур толкнул меня, и навсегда

Мне лучше бы умолкнуть – ведь когда

Я жалуюсь, он умножает муки.

Она могла бы – просто так, от скуки

Поджечь глазами Рейн под толщей льда,

Столь, кажется, красой своей горда,

Что горьки ей чужого счастья звуки.

Что я ни делай, сколько ни хитри,

Алмаз – не сердце у нее внутри,

И мне едва ли что-нибудь поможет.

Но и она, сколь грозно ни гляди,

Надежды не убьет в моей груди,

Предела нежным вздохам не положит.

СLХХП

О Зависть, о коварное начало,

Как ты вошла, какой нашла ты путь

В прекрасную доверчивую грудь?

Как ловко ты в нее вонзила жало!

Ты чересчур счастливым показала

Меня любимой, и, тебя не будь,

Расположенье мог бы я вернуть

Той, что вчера мольбы не отвергала.

Пусть плачущего ей отраден вид,

Пускай она, когда я счастлив, плачет,

Она любви моей не охладит.

Пускай она намеренья не прячет

Убить меня, Амур мне говорит,

Что это ничего еще не значит.

CLXXIII

На солнца чудотворных глаз взираю,

Где тот, кем жив и кем слеза точится;