Читать «Затишье» онлайн - страница 98

Они устроились на чурбашках, клочки прошлогодней травы щекотали сверху шею.

— Так уж было однажды, — вспоминал Кокшаров странно сонным голосом. — До реформы еще. Схватил меня приказчик села Нижне-Муллинского на квартире одного крестьянина. Мужики отбили, а приказчику и понятым служителям, что были с ним, измяли бока. Те сбежали на мельницу. А мы подняли все деревни в округе, решили стоять. Обложили мельницу, выволокли кровососов оттуда, едва не прикончили. Наутро грянули солдаты. Шестнадцать мужиков — в Сибирь…

Шуршали сухие травинки, в щель крыши помигивала голубоватая звездочка. Кокшаров помолчал, не то вздохнул, не то позевнул.

— Не дал я тебе договорить, потому что поздно уж теперь, да и мужики обозлились… Узнал о здешнем бунте, всю ночь скакал — не успел. Стадом поднялись, без оружия, без опоры. Всей губернией бы враз ударить! — Кокшаров оживился, придвинулся к Бочарову поближе. — Оставайся со мной, а? Я, значит, от земли, от мужичьего нутра буду действовать, а ты грамотнее, общему пониманию обучай. Ведь темнота нас заедает. В темноте подымаемся, в темень падаем.

Ничего не ответил Костя Кокшарову. Пермь оплела его такими силками, что даже подумать о том, чтобы вырваться, он не мог. Да и что лгать самому себе? Не был он готов к такой жизни вне закона, которой много лет живет Кокшаров. И лучше не думать об этом.

— Куда же ты завтра? — спросил Ратника, стараясь в темноте разглядеть его лицо.

— Эх, до конца бы быть! Да опять уволокут меня мужики, укроют. Иудой назвать себя и то стыдно. Однако ж надо кому-то сохраняться, чтобы впредь меньше крови было, более толку… Да-а, и вот еще, не обессудь: решил я, чтобы подозренье не падало, — отведут тебя сейчас в «холодную», к этим…

Они спустились по лесенке с повети, Кокшаров окликнул кого-то, не прощаясь, ушел в сумерки.

Казаки лежали за земляном полу тихо, обреченно. Чиновники тоже не тужились освободиться: не убили пока, и слава богу. Бочарова встретили как героя. Кто успел им сказать, что он не подписал бумагу, Костя не знал. Судебный следователь сокрушился:

— Вы мужественный юноша, мы же оказались слабы духом.

Костя отвернулся, постарался устроиться поудобнее, но от мирового посредника несло, на полу было холодно, в забранное решеткою окошко тянуло ночной сыростью — и он провел эту ночь в каком-то полубреду, явь путалась с мерзкими снами, которые тут же забывались.

Между тем роты уже скорым маршем двигались к Куляму, а с другой стороны в село конно и пеше вливались потоками крестьяне. В рассветных лучах вспыхивали косы, багровели вилы, дреколье; кой у кого висело через плечо и ружьецо. Невеликая площадь перед церковью уже опоена народом, и шевелящиеся, рваные края толпы затекают в улицы.

— И-иду-ут! — радостно созвенел мальчишеский голос.

Грянули во внезапной тишине барабаны. Полурота солдат — штыки наперевес — построилась от околицы по дороге.