Читать «Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3.» онлайн - страница 35
Мурасаки Сикибу
Разумеется, нёго из павильона Павлоний и раньше знала о том, что мать ее принадлежит к семейству, которого значение в мире весьма невелико, но ей и в голову не приходило, что сама она родилась в такой глуши. Наверное, она была слишком беспечна, жила, ничего вокруг не замечая... Неизъяснимая горесть стеснила ей сердце, когда услышала она о Вступившем на Путь, который, окончательно отказавшись от мира, жил отшельником в далеких горах...
Нёго сидела, погрузившись в глубокую задумчивость, когда в покои вошла ее мать. Дневные обряды уже начались, и рядом с нёго никого не было. Этим-то и воспользовалась старая монахиня, чтобы приблизиться к внучке.
— О, как дурно! — рассердилась госпожа Акаси. — Отчего вы не поставили хотя бы низкий занавес? Ветер сильный, довольно одного порыва... Можно подумать, что вы врачеватель. А ведь лет вам уже немало...
Сама-то монахиня полагала, что ведет себя с большим достоинством, но, увы, она была слишком стара, да и туга на ухо, а потому лишь кивала согласно: «Да, да...» Впрочем, не так уж и много ей было лет, всего шестьдесят пять или шестьдесят шесть... В опрятном монашеском платье вид у нее был весьма благородный. Увидев, как блестят ее опухшие от слез глаза, госпожа Акаси сразу же догадалась, что разговор шел о прошлом, и сердце ее мучительно сжалось.
— Боюсь, что монахиня наскучила вам своими небылицами,— улыбаясь, сказала она. — У нее, несчастной, все перепуталось в голове, она часто вспоминает то, чего никогда и не бывало. Порой создается впечатление, что она рассказывает свои сны.
Юная нёго сидела перед ней, прелестная, изящная... Сегодня она казалась молчаливее и задумчивее обыкновенного. Трудно было поверить, что это ее родная дочь, и госпожа Акаси снова возблагодарила судьбу, но тут же встревожилась, подумав, что монахиня, должно быть, взволновала нёго своими рассказами о прошлом. Разумеется, она и сама собиралась рассказать дочери обо всем, но только позже, когда положение ее упрочится. Вряд ли рассказ монахини мог лишить нёго душевного равновесия, и все же она явно была чем-то расстроена. Когда кончились обряды и все разошлись, госпожа Акаси, приготовив плоды, сама поднесла их дочери:
— Скушайте хоть это.
Видно было, что она не на шутку встревожена.
Старая монахиня, с обожанием и умилением глядя на внучку, улыбалась сквозь слезы. При этом она широко разевала рот, ее мокрое лицо некрасиво морщилось...
— Право, вы не должны... — снова попеняла матери госпожа Акаси, знаками предлагая ей взять себя в руки, но старуха не обратила на нее внимания.
Даже в древние времена стариков положено было прощать, — говорит она, а юная нёго, взяв лежащий возле тушечницы листок бумаги, пишет: