Читать «Болезнь Портного» онлайн - страница 59

— Ничего-ничего, — говорит отец, зловеще кивая. — Вот заболеешь как-нибудь… — и вдруг вспышка ярости, невесть откуда взявшийся приступ абсолютной ненависти ко мне: — Ты постареешь, и тогда ты не будешь такой независимой важной шишкой, как сейчас!

— Алекс, Алекс, — начинает причитать мама, пока отец направляется к окну, чтобы успокоиться, бормоча при этом что-то про «округу, в которой эта важная шишка живет». Я работаю на Нью-Йорк, а он по-прежнему хочет заставить меня жить в прекрасном Ньюарке!

— Мама, мне тридцать три года! Я заместитель председателя городской комиссии Нью-Йорка! Я был лучшим среди всех выпускников юридического колледжа! Помнишь? Я был лучшим всюду, где я только учился! В двадцать пять лет я стал специальным советником одного из подкомитетов палаты представителей Конгресса Соединенных Штатов, мама! Америки! Если бы я захотел оказаться на Уолл-стрит, мама, я бы уже был на Уолл-стрит! Я один из самых уважаемых людей среди коллег по профессии! В эту самую минуту, мама, я расследую случаи незаконной дискриминации в торговле недвижимостью, имевшие место в Нью-Йорке! Случаи расовой дискриминации! Я пытаюсь выведать кое-какие секреты у профсоюза металлистов, мама! Вот чем я занимался буквально сегодня! Послушай, ты ведь помнишь, что это я вскрыл дело о махинациях в телевизионной викторине…

Впрочем, стоит ли продолжать? Стоит ли надрываться и, задыхаясь, кричать о чем-то своим тонким мальчишечьим голоском Святый Боже, взрослый еврей, у которого живы родители, останется пятнадцатилетним мальчиком вплоть до их смерти!

Во всяком случае, Софи берет меня за руку и, прикрыв глаза, пережидает, пока я, брызгая слюной, закончу перечислять содеянные мною добрые дела. И говорит:

— Но для нас, для нас ты всегда останешься ребенком, дорогой.

Далее следует шепот, знаменитый шепот Софи, который не напрягаясь могут расслышать все присутствующие — мама всегда очень внимательна к другим: — Извинись перед ним. Поцелуй его. Твой поцелуй может изменить мир.

Мой поцелуй может изменить мир! Доктор! Доктор! Я сказал «пятнадцать»? Простите, я хотел сказать — десять! Пять! Ноль! Еврей, у которого живы родители, наполовину моложе новорожденного! Послушайте, помогите мне, пожалуйста! И поскорее! Избавьте меня от этой роли! Роли забитого сына из еврейского анекдота! Потому что в тридцать три года она начинает слегка надоедать! К тому же эта роль содержит в себе страдание, маленькое человеческое страдание — если мне позволят так выразиться. Только Сэм Левинсон эту часть анекдота опускает. Ну, конечно. Они сидят в казино «Конкорд», женщины в норковых накидках, мужчины — в фосфоресцирующих костюмах, — и смеются, братцы! Хохочут и хохочут, и хохочут, и хохочут. «Мой сын-врач тонет! Помогите!» — ха-ха-ха, ха-ха-ха… Только как же насчет страдания, Майрон Коэн? Как насчет парня, который действительно тонет? Тонет в океане родительской непреклонности! Как насчет этого парня, Майрон Коэн? Ведь тот парень — это я! Доктор, пожалуйста, я не могу больше жить в мире, созданном клоуном-пошляком из ночного клуба! Созданном неким «черным» юмористом. Потому что Хенни Янгменз и Милтон Берлз, развлекающие их в Фонтенбло, — настоящие черные юмористы. И что же смешит публику? Истории про смертоубийство и членовредительство! «Помогите! — кричит женщина, бегущая по песчаному пляжу в Майами-Бич. — Помогите, мой сын-врач тонет!» Xa-xa-xa — только этот сын — пациент, леди! И он тонет! Доктор, пожалуйста, сделайте так, чтобы они от меня отстали! Фарс смешон на сцене, но жить внутри фарса — нет уж, увольте! Скажите, как мне от них отделаться — и я это сделаю! Научите меня, что им сказать — и я скажу им это прямо в лицо! Заткнись, Софи! Пошел на хуй, Джек! Оставьте меня уже в покое!