Читать «Продавец красок» онлайн - страница 47

Натан Моисеевич останавливается и говорит тихо:

— Соленость…

— Ну конечно! Мы же всегда на Белое море ездили, а тут…

— Надо перекалибровать с учетом плотности воды, а на это потребуется несколько месяцев испытаний, гражданин молодой еврейский осел.

— Придется рискнуть и выставить регулировку на-глазок.

— У нас осталась завтра одна последняя попытка, молодой человек. Возьметесь всех угробить? Ильич, ты что? Ты забыл, что на каждом винтике пломба стоит? Ты нашу последнюю соломину хочешь сжечь?

— Почему соломину?

— Ильич, сам посуди: ты кто? Разработчик, инженер из КБ. Ты представил изделие на гос. испытания по утвержденной программе. Изделие эту программу прошло, о чем есть подписи и печати. После твоей подписи еще два десятка стоит. Как только разбирательство начнется, все друг на друга валить станут. А наша очередь в ад отнюдь не первая, ведь на что угодно можно прицел навести: заводской брак, нештатная транспортировка, неправильное складирование, отсутствие надлежащего инструктажа, а ты хочешь сам себе веревку свить да намылить — регулировки поменять. С ума, что ли, сошел?

— Тайком можно, чтобы никто не видел. Да и не говорить никому, я-то знаю, куда отвертку сунуть, чтобы пломбы не повредить.

Мойшевич смотрит на меня и улыбается:

— Знаешь, Владик, я как-то раз во времена оные забрался в окно второго этажа, чтобы привязать рыболовной леской перо самописца. Мы гос. испытания проходили.

— Прошли?

— Прошли.

— Так что?

— Я уж, по-стариковски, на шухере постою.

Последний глоток пью за Натана Моисеевича, светлая ему память. Ему не довелось дожить до пенсии, через год после нашего триумфального возвращения с Черного моря, он умер от инфаркта.

Я вспомнил то жаркое лето восемьдесят третьего, потому что двадцать с лишним лет так остро не испытывал тех же чувств страха и непонимания. Был путч в девяносто первом, Белый Дом в девяносто третьем, дефолт в девяносто восьмом, где нам с Инной нечего было терять. Вот и сейчас я не понимаю, что происходит. С одной стороны, факты — упрямая вещь, и есть вполне определенная корреляция между названием краски, которую купили мои клиенты, и их судьбой. Ведь нельзя же отмахнуться от того, что Lady Di врезалась на машине, как принцесса Диана, в опору моста, а Apline Echo погиб в лавине в тех самых Альпах, a Turned Earth — от землетрясения в Перу, а Stormy Sea — утонул в Таиланде. И все эти типы вызвали во мне, если не омерзение, это уж слишком, то неприятие, брезгливость что-ли. Да и не стал бы я их убивать. А если, действительно, все дело в вероятности, кому как повезет.

Свихнуться можно от ощущения беспомощности.

Ловлю себя на том, что глаза слипаются, и бреду обратно в постель. Утром Инна уходит рано, она в полседьмого ждет на углу развозку, а Хоум Центер начинает работу с девяти, поэтому мы по утрам не встречаемся. Какой идиот придумал, что «утро вечера мудренее»? Наверно, все-таки, мудрЁнее, ошибочка вышла. Могу ли я посоветовать кому-нибудь Summer Storm? А если мой клиент возьмет, да и выберет Thunderstorm? Придет ко мне, скажем, депрессивный элемент и купит Silk Knot. Повеситься гражданин может запросто после такого выбора. Умрет ли Mt. Smokey от рака легких, вот в чем вопрос? Пойдет ли на дно Atlantis вместе со всей семьей? Сгорит ли осенью дом, окрашенный в Autumn Ashes?