Читать «Азбука жизни» онлайн - страница 32

Кататься на лошади можно было на ипподроме на Беговой. Билет для начинающих стоил рубль. Тренер-конюх с презрительным лицом показывал, как надо седлать. Трензеля и шенкеля. На некоторых денниках были таблички: "Лошадь строгая, седлает конюх" или "Осторожно, бьет задом!" Лошадей звали: Экспозиция, Бумага, Панель, Беседка, Гордая (в быту Мышка), Нежный… Больше не помню. Была Красавица, которая любила улечься в лужу посреди открытого манежа, бедная всадница увещевала ее, чуть не плача: "Красавица, милая, вставай! Ну, что же ты разлеглась, как свинья, Красавица!"

В первый же раз мне достался громадный, как шкаф, мерин по имени Учет. Почувствовав, должно быть, мою неуверенность, он понес. Кричали в мегафон: "Девушка на Учете! Отпустите поводья! Девушка на Учете, сохраняйте спокойствие!" Я испытала жуткий, сладчайший страх, сравнимый только со страхом на "американских горках", но как-то чище, чувственней. Душа ласково перекатывается из желудка к пяткам и обратно. Только один раз еще было почти так же — в троллейбусе, «зайцем» в ожидании контролеров. Не пришли.

Абсолютный восторг — катание на собаках. Снежная пыль в лицо, и чувствуешь себя эскимосом. Я пробовала, правда, только на одной. Это была мощная боксериха со слюнявой мордой и кротким нравом, как у какой-нибудь болонки, по имени Дуня. Запряженная в санки, она честно, истово, изо всех сил старалась их тащить, напрягая мускулы, раскорячивая и без того кривые ноги. Но только кто-нибудь должен бежать впереди, иначе она останавливается. Это все происходило на даче в Ватутинках, которые все почему-то называют Красной Пахрой. Там же катаются и на снежных мотоциклах, но на Дуне лучше.

Что еще? Колесо обозрения в лакомой Вене, в местном парке развлечений, именуемом Пратер. Колесо обозрения — старейшее то ли в Европе, то ли вообще в мире, во время войны оно было разрушено, но тут же восстановлено. Старинное колесо крутилось медленно-медленно. Кабины — большие, человек на двадцать. В одной из застекленных кабинок, я заметила, стояли стулья, стол с белой скатертью. Хотела бы я устроить такой день рожденья. В тот день, впрочем, желающих снять эту кабинку не нашлось. Нужно сойти с ума, чтобы тратить на это деньги, сказала мне Роза. Роза рассказывала о своей любви к одной латиноамериканке, в Латинской же Америке и проживающей. С учетом того, что заработки обеих были невысоки, любовь их приобретала головокружительный, голубиный платонизм. Я же мучалась сокрушительным кашлем, подавлявшим буквально все чувства.

Еще открытый лифт в Турции в соседнем отеле под названием «Престиж», а мой ребенок, тогда четырехлетний, слаще сладкого, называл его «Кристиж». Его тяжело забыть, этот «Кристиж», — ежедневно я вынуждена была сопровождать своего мальчика в катании на лифте, поразившем его воображение. Обслуга отеля поглядывала на нас с интересом. Я пыталась делать вид, что все нормально: обычная мол история, приходим покататься на лифте, что ж такого. У входа в отель стояло зеркало, и в него, не отрываясь, любовался собой павлин.